Приключения во дворе
Шрифт:
Больше года писал я повесть. Под конец я работал очень напряжённо и решил, что спокойнее будет писать за городом. Я поселился в деревне, километрах в двухстах от Москвы, и действительно работа пошла лучше, потому что ничто меня не отвлекало.
Там-то я и получил письмо от Кати Кукушкиной и оттуда же написал ей ответ.
«Я позволила Вам домой, — писала Кукушкина, — и узнала Ваш адрес. Интересно, кончили Вы книжку, и если нет, то когда кончите? Может быть, и Вам будет интересно знать, что произошло за
Теперь о Вове Быкове. В семье у него, по-моему, наладилось. Я иногда захожу к ним. Там теперь совсем другая атмосфера. Вова, правда, продолжает помыкать Витей и Любой, но не со зла, а потому, что считает себя старшим и вроде как бы за них ответственным. Зато, в случае чего, бросается их защищать. И они, что бы ни случилось, ищут у него защиты. Я не могу сказать, чтобы с мачехой у него были близкие отношения. Но, во всяком случае, враждебности нет никакой. И называет он её тётя Маша. Помните, как её обижало, что он называл её мачехой? В школе о нём говорят неплохо. Правда, по-русскому у него тройка и избавиться от неё он никак не может, да и вообще табель у него пятёрками не блещет. Зато в столярной мастерской он первый человек. Он как-то очень повзрослел и физически и духовно. Не знаю, конечно, но мне кажется, что человек из него выйдет неплохой. В этом году он был у нас в лагере, и пожаловаться я на него не могу. Привёл он и тех ребят, которые когда-то состояли у него в подчинении. Ребята разные — некоторые лучше, некоторые хуже. Мне понравилось, что он и за них чувствовал себя ответственным. Если кто-нибудь из них вёл себя плохо, Вова так рявкал, что виновного оторопь брала. Никаких игр в горошину или во что-нибудь эдакое, никакой торговли билетами не было. За это я отвечаю. Я целое лето глаз с Вовы не спускала. Всё-таки, знаете, жестоким уроком для меня была эта история.
Лишились мы Паши Севчука. Им дали квартиру в другом районе. Обидно, что Паши нет. На него всегда и во всём можно было положиться. Он нас совсем забыл и за целое лето не приехал ни разу. Я даже обиделась. Ну, да, наверное, дел у него по горло. Он ведь очень активный парень. Может быть, там тоже радиоузел налаживает или увлекается чем-нибудь другим.
Теперь позвольте сказать несколько слов о себе. Я держала экзамены в педагогический институт на физико-математический факультет, и меня приняли. После того как произошла вся эта история с Мишей Лотышевым и Быковым, меня точно по голове ударили. Что же это, думаю, за педагог, если он просмотрел такую историю! Значит, я совсем ничего не понимаю в детях. Куда уж мне в педагогический! Но потом я подумала, что неудачи и ошибки для того, наверное, и существуют, чтобы на них учиться. Наверное, нелегко даётся людям опыт. Наверное, не раз я буду ещё ошибаться, и не раз будут у меня неудачи, и всё-таки я верю, что педагог из меня получится. Я бы хотела быть воспитателем. Пожалуй, лучше всего в интернате. Честно говоря, меня не так интересуют физика и математика, как воспитательная работа.
Жду с нетерпением повести. Интересно будет прочесть о том, что сама пережила, перечувствовала и передумала. Мне ещё никогда об этом читать не приходилось. Желаю Вам всего хорошего. Катя Кукушкина».
Я написал Кате очень большое письмо, которое не буду приводить полностью, потому что там рассказано о многом, что читатели уже знают. Я подробно сообщил Кате обо всех поступках так высоко ценимого ею Паши Севчука. Кончал я письмо так:
«Я пишу Вам об этом, милая Катя, совсем не для того, чтобы разочаровать Вас, чтобы заставить Вас усомниться в своём призвании. Я пишу это именно потому, что твёрдо убеждён: из Вас получится воспитатель, и даже хороший воспитатель. Умение воспитывать — это прежде всего умение разбираться в людях. А это умение, конечно, само не приходит. Может быть, то, что Вы узнаете неприятную правду о Севчуке, поможет Вам не меньше, чем лекция по педагогике. От того, что закроешь глаза на правду, правда не делается лучше. Надо учиться делать мир прекрасным, то есть делать прекрасными людей. И не надо пугаться, если люди оказываются не такими, какими нам хочется. Надо только делать всё, что мы можем, для того чтобы они стали лучше. Думаю, что Севчук ни разу не навестил лагерь совсем не потому, что у него так уж много увлекательных дел, а по двум причинам: во-первых, наверное, он боялся, не открылись ли некоторые его проделки, во-вторых, потому, что человек он холодный, вряд ли любит кого-нибудь, кроме себя, и совсем не так ему важно повидать старых товарищей. Есть и такие люди, Катя. Если возможно, надо стараться сделать их лучшими, а если нельзя, то, но крайней мере, надо, чтобы все знали, чего эти люди стоят на самом деле Вы просмотрели Севчука, Катя. Не могу Вас особенно винить, — очень уж хитёр этот удивительный мальчик. Следующий раз не просмотрите. И когда вспомните о ловком обманщике Севчуке, то вспомните о тысячах людей, живущих в Вашем квартале, которые знали историю Миши Лотышева и отнеслись к нему с таким глубоким сочувствием, с таким подлинным тактом. Если на многих хороших людей — один Севчук, то это уже не очень страшно.
До свидания, Катя!»