ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЮНГИ [худ. Г. Фитингоф]
Шрифт:
— Подожди здесь… После тревоги будем говорить.
Закрывая за собой дверь, он добавил:
— Чувствуй себя как дома, маленький Лесков…
Его лицо вдруг просветлело. Виктор, пользуясь случаем, попытался определить своё положение на корабле, избавиться от тоскливого одиночества.
— Возьмите меня с собой, товарищ командир, — попросил он. — Вы мне только заведование дайте.
— Нет, не выйдет, юнга… Я пойду по башням и плутонгам. Ты себе шею сломаешь. Жди здесь и дальше коммунальной палубы не ходи!
— Товарищ командир, а вы не товарищ Скубин?
— Нет, юнга, — ответил незнакомец. — Но о тебе знает и товарищ Скубин. Мы со Скубиным услышали
У него был необычный выговор — слова он произносил твёрдо и медленно.
Дверь закрылась. Виктор остался в незнакомой каюте, один на один с теми загадками, которые ему задал человек в чёрном дождевике с капюшоном. Какая беседа будет после тревоги — хорошая или плохая?
Каюта незнакомца по величине не уступала командирской каюте на блокшиве, но была несравненно лучше обставлена. Ковёр на палубе; койка, застланная красивым шерстяным одеялом; возле письменного стола два глубоких кожаных кресла; на переборках картины в золочёных рамках…
«Очень красивая каюта, — подумал Виктор. — Такой я ещё не видел».
Он подошёл к столу и, предусмотрительно заложив руки за спину, начал рассматривать чернильный прибор из серого камня, бронзовую пепельницу, на краю которой сидели забавные обезьянки, корешки книг по истории и военному делу. Всё это ему ничего не объяснило. Кто же он, хозяин каюты?
Над столом висело несколько фотографий: снимок линкора в походе, групповой снимок командиров, среди которых находился, если судить по бородке, и таинственный незнакомец. В нижнем углу фотографии была надпись: «Военно-морская академия, выпуск 192… года».
Вдруг Виктор остановился, поражённый. Как могло получиться, что он чуть-чуть не пропустил эту выцветшую, пожелтевшую, плохо проявленную карточку в рамке под стеклом? Знакомая-знакомая карточка, и ошибки быть не могло. Точно такую же карточку, в чёрной рамке, держал на своём письменном столе Фёдор Степанович, и Виктор видел её сотни раз. Плечом к плечу стояли два военмора, опоясанные пулемётными лентами, с наганами в руках, а над ними на картонном бутафорском дереве висел спасательный круг с надписью: «Дружба до гроба». Один военмор — тот, который повыше, — был его отец, а другого знал только Фёдор Степанович и говорил, что это друг отца, но фамилию Виктор не запомнил.
— Папа! — тихо произнёс Виктор. — Это же папина карточка!
Теперь всё стало ясно: он был в гостях у друга отца.
Виктор сел в кожаное кресло и затих. Ему показалось, что откуда-то издалека донёсся успокаивающий голос человека, которого он почти не знал, но так любил. Это было дивно и грустно.
На блокшиве Виктору часто говорили об отце. При каждом удобном случае воспитатели рассказывали мальчику, как жил минёр Лесков. Память о нём стала корабельной традицией и была так же привычна для мальчика, как весь блокшив, как его воздух, как портрет отца в Ленинском уголке. Но вот юнга идёт с корабля на корабль, и везде его встречает память об отце, даёт ему друзей, облегчает путь к флажкам и стыдит его, если он… Отец!.. Зачем он умер, зачем ушёл от него? Фёдор Степанович и Костин-кок относятся к Виктору неплохо. Но всё-таки зачем Виктор не имеет отца?..
— Здесь очень скучно, — прошептал юнга. — Лучше пойду в коммунальную палубу. А как только кончится боевая тревога, вернусь сюда. Он
Виктор подошёл к умывальнику, помочил холодной водой глаза, выбрал самый маленький кусочек мыла, вымыл руки, вытер их кончиком полотенца и вспомнил, что он забыл положить мыло на место. Смешно! Кусочек мыла прогуливался… Каюта наклонилась в одну сторону, затем в другую, и кусочек мыла весело бегал по умывальнику.
— Качает! — сказал Виктор, удивлённый тем, что линкор, такой большой корабль, тоже не прочь покачаться.
Вдоль борта с шумом курьерского поезда промчалась одна, другая волна.
— Пошли! — воскликнул Виктор. — Корабль пошёл!
Вдруг линкор завалился бортом. Юнга, сохраняя равновесие, сделал несколько шагов в сторону, вернулся, положил мыло на место и вышел.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ВВЕРХ И ВНИЗ
Флот ушёл в море. Затемнённые корабли двинулись навстречу шторму, так как «Быстрый» радировал о своей встрече с эскадрой «синих» крейсеров. «Противник», очевидно, решил произвести глубокую разведку на подступах к Кронштадту, но был своевременно обнаружен «Быстрым».
Действительным поводом для выхода «красных» в штормовое море было желание командования проверить умение кораблей ходить в строю при любых условиях: в темноте, на высокой волне, вдали от родного берега. Учились движению в строю стальные громады водоизмещением в тысячи тонн; учились своему делу и старые командиры, обстрелянные в гражданской войне, и молодые командиры, только что оставившие школьную скамью; учились и закалённые старослужащие-краснофлотцы и зелёная молодёжь, недавно пришедшая на суда. Весь флот учился у машин и топок, у минных аппаратов и орудий. Корабли быстро снялись с якоря, заняли своё место в строю и двинулись на запад.
Море встретило их штормовым напором ветра, тяжёлыми ударами волн, и на кораблях все подтянулись. Каждая оплошность грозила бедой. Нет ничего страшнее столкновения кораблей на больших скоростях, да ещё в шторм, когда так трудно оказать помощь бедствующему судну. Голоса шторма перекликались над палубами. Всё выше поднимались гребни волн.
Флот большевиков шёл в шторм.
Виктор оставил каюту артиллериста, когда качка была уже довольно сильной. Это была медлительная, тягучая качка, неприятная даже для бывалого человека. Во рту стало сладко, противно, и Виктор поморщился: гадость! Совсем как вчера на «Змее», и некуда уйти от этого отвратительного ощущения. Кругом — железо. Всё задраено. Приторно пахнет машинным маслом. Палуба косит то вправо, то влево. Фу, какая чепуха! Вот тебе и оморячился, вот и привык к болтанке! Даже этим нельзя будет похвалиться перед Фёдором Степановичем…
— Вот именно то, что нам нужно! — сказал кто-то весело.
Два краснофлотца с повязками красного креста поставили возле Виктора изогнутые носилки, а старшина ткнул его пальцем в грудь и решительно заявил:
— Ранен, осколком перебита голень. Доставить в лазарет. Приступаем!
Подбежал ещё один краснофлотец с санитарной повязкой на рукаве:
— Разрешите, товарищ старшина, наложить жгут? Не надо? Есть отставить жгут.
— Я надолго ранен? — спросил Виктор,
— Раненый, не разговаривать! — приказал старшина. — Ты без сознания.