Приключения юнкора Игрека
Шрифт:
—Вот и все! До новых встреч! А нас с Рудольфом сегодня ждут любители поэзии еще в двух школах. Так что мы поспешим...
Гости поднялись со стульев, зашумел и зал. Но тут вдруг, перекрывая общий шум, раздался громкий голос:
—Минуточку!..
С заднего ряда поднялся тишайший наш Николай Алексеевич. Вот бы не подумал, что он может говорить так громко.
В чем дело, товарищ?— спросила Крякина.— Если вы по вопросу автографа, то Рудинька готов. Приятно, что такой пожилой человек тоже увлекается поэзией.
Вот именно! По вопросу автографа!— подтвердил Николай Алексеевич и стал быстро пробиваться к сцене. Взяв микрофон, он, заметно волнуясь, сказал:
Там, на афише, обещаны ответы на вопросы... Вот я и хочу задать вопрос. Только не поэту Крякину, а самому залу. Так сказать, пользуясь случаем... Дело в том, что в последний день занятий кто-то... кто-то оставил автограф у меня в кабинете. У меня в коробочке... В подсобке... лежали медали. Фронтовые медали. Они пропали. Все одиннадцать... Я не знаю, кто это сделал да и не стремлюсь знать. Я прошу вернуть их на место, если кто из вас пошутил. Кабинет я оставлю открытым на все каникулы.— И каким-то изменившимся, погрубевшим голосом он добавил:
—Очень прошу...
Николай Алексеевич положил микрофон на стол и стремительно вышел из зала. Мы сидели оглушенные услышанным. У Николая Алексеевича пропали медали? Значит, он фронтовик, герой?! А мы, дураки, улыбались его яичнице...
А как ушли гости, я и не заметил.
Акрам говорит: «Не всё то корабль, что плывет». И еще — «Цену суше узнаешь в море».
Больше всех, как мне показалось, был обескуражен услышанным Борька Самохвалов. Как же! Он, Главный Тимур, даже и не подозревал, что наш Николай Алексеевич — герой. А как узнаешь, если человек ходит в скромном пиджаке, а медали свои, оказывается, стесняется надевать. И вот еще новость — пропали... Кто же это мог сделать? А ведь точно — кто-то похозяйничал в тот день в кабинете физики. Ведь и наша с Борькой парта почему-то оказалась в коридоре. Понятно теперь, почему Николай Алексеевич в тот день был таким хмурым.
Я думал обо всем этом, когда мы в толпе выбирались из зала, где нас зарядили новой порцией частушек Рудика Крякина. Борька тоже был мрачен и растерян. Но когда мы наконец выбрались на улицу, он вдруг сказал такое, что заставило меня остановиться.
—Знаешь...— уронил Борька. — Я, кажется, видел эти медали.
—В подсобке?!— удивился я.— Ты заходил туда.
—Ну что ты... Я их у дяди Сидора видел... Когда через балкон к нему лез... Они на столе лежали. Я еще подумал — что за новости, откуда у Щипахина медали?
А ты их посчитал? Не одиннадцать?
Вот еще. Откуда ж я знал, что считать надо.
Я ужаснулся. Жизнь наша с Борькой, помимо нашей воли, то и дело бросала нас к дяде Сидору Щипахину. Он, словно магнит, притягивал к себе нас, как металлические песчинки. Но вот новая задача. Откуда у него все-таки появились вдруг эти медали? Он и в школе-то был лишь раз. В январе, когда стекло побежал на пятерку обменивать. Да и как с ним говорить о медалях?
Но другого выхода не было, и мы решили пойти к дяде Сидору, надеясь на добрый прием. Что ни говори, Борька спас его дверь и замок...
Дядя Сидор Щипахин встретил нас у двери с улыбкой:
— Знаю, за песком пожаловали! Решили не ждать до лета. Угадал?
Не угадали,— мотнул головой Борька.— Мы про медали спросить хотели.
Медали?— насторожился дядя Сидор.— Какие еще медали?
А те, что у вас на столе лежат. Сейчас Николай Алексеевич, физик наш, объявил в школе, что у него пропали медали.
Дядя Сидор побледнел и отступил.
А к-какие пропали? Сколько штук?
Одиннадцать.
—И у меня одиннадцать,— испуганно уронил дядя Сидор.— Что же это такое?
—Одиннадцать?— обрадовался я.— Вы нашли ведь их, да?
— Как бы не так. Их Ромка со своим дружком принесли. Купить предлагают. Или чтоб так договориться: мне — их коллекция, а они — на автомате год бесплатно играть будут.
Коллекция?!— вспыхнул Борька.— Какая еще коллекция?
Ромка сказал, что давно собирает медали... С первого класса... А теперь, говорит, они ему ни к чему.
Давайте сюда медали!— заторопился Борька.— Мы в школу сбегаем, Николаю Алексеичу их покажем. Может, признает...
Дядя Сидор протестующе затряс рукой:
Не-нет... Только не у меня... Я сейчас... сейчас...— Он пробежал через свой автомат в комнату, не забыв бросить в него очередной пятак, и вскоре мы увидели а руках бархатную тряпицу, в которой позвякивали медали. Руки дяди Сидора тряслись.
Я... сейчас...— бормотал он.— Все Ромке отдам... Они за них мно-о-о-го рублей просили... Вот у них потом и забирайте! А я!.. Я... В эти игры не играю... У меня и свои коллекции есть. Честные. Я их вот этими руками собирал. Пусть сами и выкручиваются теперь...
Хлопнув дверью, дядя Сидор спрятал медали в карман и побежал в подъезд Суровцевых.
—Как думаешь,— спросил я.— Отдадут?
—Должны отнести,— согласился Борька.— Дядя Сидор-то им с Шакалом скажет сейчас, что это уже не тайна. Отнесут и тихонько на место положат. Я так думаю...
Мы вышли во двор, и тут меня позвала мама.
— Тебе из редакции звонили!— крикнула она с балкона.— Очень срочное дело.
— Пошли,— сказал я Борьке.— Это Сиропов.
— Не может быть. Он же с Крякиным дальше поехал. Турне у них сегодня.
Борька оказался прав. Это был не Сиропов. Звонили из секретариата.
—Ой, какие вы молодцы, что сами позвонили!— обрадовалась незнакомая нам девушка.— Тут, понимаете, какое дело. Случайно мы нашли на столе, у Сиропова ваше интервью с Быковым. Дадим на первое апреля! Это будет целый номер смешных случаев, недоразумений, розыгрышей, ну вы понимаете... А я сейчас прочла и увидела, что нет имени-отчества вашего Быкова. Вы что — забыли или не знаете?
— Знаем... — растерянно уронил я.— А разве... Разве вы это напечатаете?