Приключения знаменитых первопроходцев. Америка
Шрифт:
В честь Филиппа Орлеанского, регента Франции [317] , молодой город получил от своего основателя имя Новый Орлеан. Население, насчитывавшее около шести сотен белых, по большей части канадцев, и три сотни чернокожих, пополнилось одним махом восемью сотнями прибывших из Ла-Рошели на трех кораблях эмигрантов, которых прельстили обещанные чудеса и надежда на роскошную жизнь нуворишей [318] . Они собирались основать здесь новую прекрасную Францию, счастливую соперницу старой. Несколько разоренных дворян, младшие сыновья в поисках поместий [319] , составляли часть прибывших, в большинстве же это были ремесленники и земледельцы. Первые вволю получили прекрасные концессии и сидели сложа руки, другие, не желая работать на этих трутней, уходили в глубь страны, выбирали землю по своему вкусу и приступали к работе. Оставались только ремесленники, которые по профессии могли использоваться на строительстве города.
317
Филипп, герцог Орлеанский, дядя малолетнего Людовика XV, регент Франции в 1715–1723 годах.
318
Нувориш — быстро разбогатевший человек (фр.).
319
Во Франции в вопросах наследства тогда еще сохранялся средневековый закон старшинства (майората), по которому все недвижимое имущество и львиную долю движимого получал старший сын.
Дворянам требовались рабочие, и поскольку добровольная эмиграция почти прекратилась, стали прибегать к принудительной, или, скорее, к депортации, как говорят сегодня в стиле тюремной администрации. С тех пор бродяг, темных личностей, жуликов, беглых каторжников, людей, которые «не нравились» властям, отлавливали и отправляли под надежной охраной в Новый Орлеан. Потом, когда для этих необычных колонистов понадобились соответствующие спутницы, были перерыты все тюрьмы, где находились приговоренные к заключению девицы, и их тоже отправили в Луизиану, чтобы они там вступали в брак с отбросами улицы и тюрем. Эта система колонизации существовала между двумя караванами с переселенцами и прекратила свое существование из-за протеста парижан и жителей Луизианы. Система уголовной колонизации, самая абсурдная из возможных, не оправдала себя.
И наконец, чтобы кончить с повествованием об этой эпохе: водевильная история, которая развлекла зевак и заставила смеяться людей мыслящих, а закончилась драмой. Поднятая шумиха не была современным изобретением. Будучи финансистом, Ло пользовался и злоупотреблял ею во всех видах. Те, кто считает, что идея человека-сандвича принадлежит ему, ошибается, она рождена гением Ло. Когда земли в Луизиане были гарантией знаменитых миссисипских акций, ему пришла в голову мысль привезти из этих роскошных земель подлинных дикарей и дикарок, среди них была дочь вождя натчезов, которую парижские простофили наградили титулом королевы!
Королева краснокожих была молода, достаточно хорошо сложена, с вполне сносной физиономией, в общем не посрамила чести своего отца Большое Солнце. Придворные регента вздумали выдать ее замуж за француза из метрополии, чтобы иметь на индейском троне подданного короля, который впредь будет его вассалом. В претендентах недостатка не было, даже среди подлинных дворян, которые почли за честь предложить принцессе свою персону и дворянскую грамоту. Дочь Солнца, обладавшая недурным вкусом, остановила выбор на сержанте французской гвардии по имени Дюбуа, по прозвищу Твердая Рука, ловком разбитном малом с закрученными кверху усами, щеголе, красивом мужчине. Дело не стали откладывать. Через неделю после этого лестного выбора принцесса была с большой пышностью окрещена в соборе Парижской Богоматери и стала мадам Дюбуа, не переставая быть королевой. Потом супруги Дюбуа отправились в свои владения, очарованные друг другом. Этот брак по любви не был счастливым, и медовый месяц длился ровно столько, сколько длятся все другие. Мадам Дюбуа во время своего пребывания во Франции привыкла к прискорбной неумеренности, которая вылилась в отвратительные сцены пьянства. Дюбуа, по прозвищу Твердая Рука, решил сделать ей замечание, но был плохо понят. Он оправдал свою кличку и крепко отдубасил мадам Дюбуа. Краснокожая дама его возненавидела и в конце концов приказала убить, а потом скальпировать. Бедный малый, мечтавший надеть на голову королевскую корону, не сумел сохранить даже собственную шевелюру.
Есть два имени, которые следует упомянуть с почтением среди первых и самых замечательных исследователей Луизианы, это отцы Шарлевуа [320] и Креспель. Отец Шарлевуа прибыл, чтобы обратить в евангелическую веру дикарей, не прерывая этого занятия, несмотря на опасности и страдания, пережил за четыре года, с 1718-го по 1726-й, взлет и падение Луизианы и Канады. Достойный миссионер поднялся по реке Святого Лаврентия до реки Сент-Джозеф и до низин по берегам озера Мичиган, добрался до прибрежных колоний, последовательно спустившись по рекам Теолики и Иллинойс, и прошел по Миссисипи до земель натчезов и до Билокси. Отец Шарлевуа, как большинство членов ордена иезуитов, был не только ученым, но и обладал в том, что касалось колониальных вопросов, самыми здравыми и ясными суждениями. Не сосредоточиваясь на золотых приисках, сводивших с ума конкистадоров героической эпохи и колонистов первого периода, он оценил великолепие рыбных запасов Ньюфаундленда, «которые были менее исчерпаемыми и более обильными, чем рудники Мексики и Перу», и предсказал их будущее значение.
320
Шарлевуа (Пьер Франсуа Ксавье де Шарлевуа; 1682–1761) — французский миссионер-иезуит и историк. В 1705–1709 годах преподавал в квебекском иезуитском колледже. Его исследовательская миссия в глубине Канады осуществлялась в 1720–1722 годах.
Отец Креспель, миссионер ордена реколлетов, прибыл в Канаду в 1724 году. Он оставался там в течение двенадцати лет и в 1736 году решил вернуться во Францию. Корабль, на котором он плыл, потерпел крушение вблизи Антикости, и матросы спаслись на шлюпках, а вместе с ними и монах. Почти без провизии, плохо защищенные от страшного холода, они в конце концов пристали к берегу и укрылись, чтобы не замерзнуть, в прикрытых снегом ямах — как эскимосы. Их было тридцать человек, оказавшихся в пятидесяти лье от какой-либо помощи. Бедняги попытались вернуться в море, чтобы достичь берега Лабрадора, где располагался маленький французский пост. У них была лодка на двенадцать человек и шлюпка на семнадцать. Море бушевало, не давая возможности плыть. Предприняли попытку, но лодка пошла ко дну вместе с теми, кто был в ней. Пассажиры шлюпки вернулись на землю, построили хижину и скучились в ней, имея немного мороженого мяса, несколько фунтов гороха и немного муки, которую разводили в воде из талого снега. Так они скоротали зиму, съедая ежедневно только несколько щепоток съестного. Большинство из них поразила цинга, стали выпадать зубы, распухли десны, началась гангрена. Наконец пришла весна и принесла с собой ледоход, на который так рассчитывали моряки, надеясь спастись в шлюпке, но льды унесли и ее вместе с последней надеждой. Один за другим от холода, голода и цинги умирали люди. Из последних сил они приподнимали льдины и искали раковины. Но тщетно. Двое отправились на разведку, ничего не нашли, вернулись и умерли. Отец Креспель, в свою очередь, шатаясь, отправился искать помощи. Кончилось тем, что он встретил туземца, который, казалось, сначала заинтересовался им, но бросил на следующий день. Монах уже умирал, когда его заметили охотники и привели в чувство. Он проводил их туда, где находились его несчастные спутники. Их осталось пятеро, и один умер, выпив глоток водки. Только отец Креспель и эти четверо избежали гибели, претерпев страдания, которые трудно себе вообразить.
Система выкачивания денег при помощи рекламы и выпуска ничего не стоящих «ценных бумаг» сработала прекрасно и жива до сих пор. Ло сбежал в мае 1720 года, и разорение постигло как обманутых им людей, так и начинания, которые он финансировал. Последствия разразившейся катастрофы, естественно, отозвались в Луизиане и были тем более тяжелыми, что миссисипские акции составляли одну из основ гарантии знаменитой системы. Все беды обрушились на колонию, находящуюся тогда на стадии организации.
Первыми жертвами стали несчастные колонисты, собранные в Лориене в количестве более тысячи человек и отправленные почти сразу после краха концессионера с колониальными привилегиями. Корабли привезли их в крепость Билокси, которая в ожидании строительства Нового Орлеана всегда служила портом, временным пристанищем для коменданта и главным пакгаузом. Никто не предвидел такого огромного потока переселенцев, и их появление всех застало врасплох, поскольку, естественно, не было приготовлено жилье, не припасено достаточно продуктов питания и лодок. Прибыв в Билокси и высадившись на берег, эмигранты не знали, куда идти; они сидели под ливнями и под палящим солнцем со своим скудным багажом, усталые после долгого пути. На кораблях, которые их сюда доставили, провизии едва должно было хватить на обратную дорогу, и они ничего не могли оставить своим несчастным пассажирам. Склады администрации колонии были пусты. Людей следовало отправлять дальше к верховьям реки, чтобы распределить по недавно построенным поселкам, но для этого не хватало лодок. В Билокси скопилось множество людей, буквально умирающих с голоду. Их единственным источником питания были устрицы, вылавливаемые при отливах в горьковато-соленых водах устья, и тех, что они находили нанизанными, как четки, на корнях и стеблях водных растений. За короткое время погибло в страшных мучениях около пяти сотен человек. Некоторые нашли убежище у англичан в Каролине, особенно компания швейцарских наемников, прибывшая, чтобы составить местный гарнизон. Смерть, ожесточение, страдание, безнадежность зловеще реяли над несчастной крепостью, которой грозило опустошение, нищета и ее верные спутники — эпидемии.
Когда Билокси стала почти непригодной для обитания, большая часть колонии укрылась в Новом Орлеане. Впрочем, с эвакуацией следовало тем более поторопиться, что крепость не была защищена от периодических разливов реки и очень пострадала от последнего сильнейшего наводнения. Но наводнение 22 сентября 1722 года осложнилось страшным ураганом и приливной волной, проникшей из Мексиканского залива. Океан вышел из берегов, завладел одним махом землями, по которым гуляли опустошительные волны. Незащищенная крепость Билокси была разрушена до основания, и Новый Орлеан очень сильно пострадал.
Билокси восстанавливать не стали, но почти полностью пришлось перестраивать молодую столицу и навсегда обезопасить ее от таких катастроф. Словом, титул столицы не очень соответствовал тому, чем был тогда луизианский город. Как говорят историки, в дождливый сезон это была страшная топь, средоточие лихорадок. Город нуждался во всем: в свежем мясе, хлебе, соли! Консервированные продукты быстро портились под воздействием сырости и вызывали разнообразные болезни, усложняющие и утяжеляющие течение лихорадки. Больница была всегда переполнена больными, но не было медикаментов, белья, постельных принадлежностей!
О! Как далека была эта отвратительная реальность от наглой лжи распространителей облигаций Компании Миссисипи! И сколько несчастных жертв слепой доверчивости погибло после неописуемых страданий.
После таких трудов, несчастий, жертв, после стольких транспортов, привозящих из метрополии толпы растерянных колонистов, во всей Луизиане в 1724 году осело еще только 3700 белых из Европы или Канады и около 1300 черных. Из этих 5000 жителей Новый Орлеан едва насчитывал тысячу. Работали, без сомнения, активно, но без посторонней помощи обойтись не могли, особенно с продовольствием. Управление было налажено отменно, что для нас традиционно, но что касается ресурсов и населения, то с этим было все непрочно и очень сложно.