Прикосновение полуночи
Шрифт:
Умереть от горя нельзя, хоть и кажется, что можно. Сердце на самом деле не разрывается, хотя иногда грудь болит так, словно оно разорвалось. Горе ослабевает со временем. Так устроен мир. И приходит день, когда ты улыбаешься вновь – и чувствуешь себя предательницей. Как я могу быть счастлива? Как я могу радоваться в мире, где больше нет моего отца?.. И тогда ты плачешь опять, плачешь потому, что больше не грустишь по нему так, как грустила когда-то, и потому, что перестать горевать – это потерять его еще раз.
Мне уже тридцать три. Шестнадцать лет прошло с тех пор, как я спала, прижимая меч своего отца. Меч просто исчез примерно с месяц спустя после его смерти.
Я попробую сыграть на чувстве вины, чтобы добиться от Андаис разрешения вызвать полицию. Мне не слишком верилось, что королева может поддаться на эмоциональный шантаж, но она еще не знает о возвращении одной из величайших реликвий дворов фейри. Чаша, которую человеческие желания превратили из котла изобилия в золотой кубок, вернулась к нам оттуда, где скрывалась, – где бы это место ни находилось. Она явилась мне во сне, а когда я проснулась – сон оказался явью. Чаша была одним из величайших сокровищ Благого Двора, и благие могли предъявить на нее права, что стало одной из причин держать в тайне ее возвращение. Чашу нельзя удержать силой, она сама выбирает, где ей быть. Я была почти уверена, что она не останется в Благом Дворе, даже если мы ее отдадим. А если она станет исчезать оттуда и появляться у нас, благие решат, что мы ее крадем. Или по крайней мере обвинят нас в этом, потому что король Таранис никогда не признает, что чаша просто считает их недостойными. Нет, мой дядя обвинит во всем нас, а никак не себя и не свой сияющий двор.
Если королева не дрогнет из-за вины и не поддастся на родственные чувства, то, может, подействует новость о возвращении чаши.
Я все еще надеялась когда-нибудь узнать, кто убил моего отца, но следы давно остыли. Шестнадцать лет как остыли. Следы у тел Беатриче и репортера, напротив, были еще буквально горячими. Место преступления не было затоптано. Список подозреваемых не был бесконечным. Рис говорил о нескольких сотнях, как будто это много. А мне приходилось помогать полиции в нескольких делах, когда под подозрение попадало чуть ли не все население Лос-Анджелеса. Что такое по сравнению с этим несколько сотен?
Мы можем с этим справиться. Если мы проведем современное полицейское расследование, мы можем их поймать. Они такого не ожидают и не знают, как защититься от современной науки. У нас получится. Ладно, девяносто девять и девять десятых, что получится – только дурак уверен на сто процентов, когда дело касается убийства: что в подготовке убийства, что в его расследовании. И то, и другое одинаково рискованно и опасно для здоровья.
Глава 4
Королева стояла посреди комнаты, прикрытая только мехом и длинными черными локонами. Из лохматого серого меха выглядывали белая гладкая шея и тонкое нагое плечо. Мех я бы определила как волчий, если б где-то еще водились такие громадные волки. Она подождала, пока мы в полной мере оценили зрелище, и лишь потом повернула к нам голову. Темный как уголь, свинцовый как грозовые тучи и бледно-бледно-серый – такими цветами сияли
До меня впервые дошло, что я запросто могла добиться с помощью гламора того, для чего ей приходилось пользоваться гримом. Я никогда в жизни не видела, чтобы королева прибегала к мелкому личному гламору, и сейчас у меня мелькнула мысль: а способна ли она на такое? Или она потеряла эту способность вместе со многими другими? Я удержала на лице спокойное выражение, никак не выдав свои мысли. Мне и так хватит проблем, без высказывания вслух сомнений в ее магических возможностях. Ох, да, это точно обеспечило бы мне сеанс очень специфического проявления родственных связей. Точнее, наверное, было бы сказать, сеанс очень болезненного связывания. Мне нравится боль, но и близко не та, какую любит тетя Андаис.
– Ну, Мередит, вижу, ты навлекла на наши головы новые беды.
Я открыла рот, чтобы начать речь, заготовленную по пути, – и проглотила слова, потому что, если ей втемяшилось в голову обвинить меня, хоть и косвенно, в этих убийствах, я пропала. Не то что мне не разрешат вызвать полицию – скорее всего я даже не уйду из этой комнаты на собственных ногах. У нас в Неблагом Дворе говорят: «К королеве идешь на свой страх и риск». Что за извращенное чувство справедливости заставило меня забыть эту поговорку?!
Я упала на колено, и стражи последовали моему примеру, попадав вокруг меня изящными смертоносными цветами. Дойл и Холод пошли со мной, но Риса мы оставили приглядывать за телами. Он бы пошел тоже, но после меня он больше всех занимался детективной работой в Лос-Анджелесе. Адайр с Готорном в их разноцветной броне были тут. И Гален, разумеется. Он никогда не отпустил бы меня одну навстречу опасности.
Усна удивил меня – и Дойла, кажется, тоже, – настояв, что пойдет с нами. Не то что мы сомневались в его храбрости, напротив, он часто по-дурацки рисковал собой только забавы ради. Думаю, это как-то было связано с тем, что мать зачала его, превратившись в кошку, а его отец был… ну, котом. Что дало Усне совершенно особое мировосприятие. Он был мужчиной-сидхе до последнего дюйма, за исключением того, что его длинные волосы и белая кожа были украшены крупными рыжими и черными пятнами, как у трехцветных кошек-калико.
Никке я велела остаться, потому что его чудесные новые крылья казались мне слишком уязвимыми. Я бы не вынесла, если б Андаис распустила их на ленточки в назидание мне. И как только я осознала, что именно поэтому я не взяла Никку с собой, я поняла, что почти ждала этих обвинений. Ей нужно было на ком-то сорвать злость, а раньше, когда я была моложе, я была ее любимой мишенью. Но только в тех случаях, когда при дворе не было моего отца, когда он не мог вмешаться. После его смерти мои дела стали плохи в очень многих отношениях.
– Отвечай, Мередит, – сказала королева, почему-то не злобно, а устало.
– Я не знаю, как ответить, тетя Андаис. Насколько мне известно, я не делала ничего, что могло бы навлечь смерть на Беатриче и репортера.
– Беатриче, – повторила она и шагнула ко мне, к нам. Ее белые ступни были босы, их украшал только серебристо-серый лак на ногтях. Из-под меха мелькали длинные тонкие ноги. У нее не было бедер, о которых стоило бы говорить. Женщины-сидхе – идеальные модели для нынешнего времени: у них отсутствуют округлости, и не из-за диет. Сидхе не нуждаются в диетах, они просто по натуре сверхъестественно худые.