Прикосновение
Шрифт:
Я сделала глубокий вздох и осторожно положила свою руку на её предплечье. Настенные часы показывали, что у меня осталось 13 минут. Я позволила энергии развернуться, прежде чем послать ее спиралями в неё. Сначала я исцелила видимые синяки на её подбородке, потому что не выносила непосредственные следы Дина. Затем перешла к её травме головы, где ожидала столкнуться с трудностями. На самом же деле это было невозможно.
Её подсознание превратилось в клубок чёрного небытия, в который я не могла проникнуть. Травма была невидима,
Её веки дрогнули.
Поражённо я отступила от кровати, но она схватила меня за руку.
— Реми. — Она закрыла на мгновение глаза и сглотнула. Я пыталась высвободить руку, чтобы позвать медсестру, но она ухватилась за неё ещё сильнее.
— Мама?
Я снова её просканировала, потому что хотела знать, совершила ли моя последняя, отчаянная попытка чудо. Но её голова была непроницаемой.
Она посмотрела на меня своими карими глазами и начала плакать.
— Он будет тебя преследовать.
Она казалась испуганной. То, что Дин хотел напасть на меня, меня не удивляло. Помимо слишком большого эго у него была противная склонность мстить, из-за того, что я его ранила. Я обхватила её руку своими и прошептала:
— Всё хорошо, мам. Теперь мы сосредоточимся на том, чтобы вытащить тебя отсюда. А потом посмотрим.
На это она заплакала ещё больше. Я снова попытала привести помощь, но она держала меня удивительно крепко.
— Он знает. Это всё моя вина. Дневник.
— Мам, какой дневник?
Забывшись в воспоминаниях, она, казалось, была где-то далеко, когда продолжила:
— Там написана правда. О тебе.
Её загадочный ответ не имел смысла. Она хотела признаться, что знала обо мне?
— Какая правда?
Она нахмурилась.
— Это опасно. Найди дневник, дорогая.
— О чём ты говоришь?
Она не ответила. Я спросила себя, может это боль затуманила её разум. То, что она вела дневник, я во всяком случае слышала в первые в жизни. В её словах не было смысла.
Ей нужен был врач. Я вырвала свою руку, и её глаза закрылись. Внезапно в палате машины пронзительно запищали. Её сердце неровно забилось и остановилось.
— Мам? — В полной панике я наклонилась над ней и прислушалась, дышала ли она.
Ничего.
Медсёстры и врачи вбежали и засуетились. Меня оттолкнули в сторону, чтобы они могли сделать свою работу. Они сорвали простынь, прикрепили электроды к груди, так, как я видела в кино.
— Мам! Пожалуйста, пустите меня….
Если бы я только могла к ней прикоснуться…
Один врач с коричневыми волосами, тот, который в коридоре объяснял нам повреждения мамы, посмотрел, сверкая глазами, на кого-то позади меня.
— Вон отсюда —
Меня вытолкнули из комнаты, и я заметила, что кто-то держал меня за плечи, чтобы я снова не вернулась обратно. Бен притянул меня к своей груди и обнял одной рукой. Вместе мы в ужасе наблюдали за тем, как дёргалось тело моей мамы, когда её грудную клетку подвергали импульсам тока. Потом кто-то закрыл дверь, и мы больше ничего не видели.
* * *
Прошло совсем немного времени, врач, который накричал на нас, снова вышел. Он выглядел удручённо, что подтвердило мои опасения. Она была мертва. Моя мама была мертва. Она была слаба. Она разбивала мне сердце сотню раз. Мне не стоило её любить.
Печаль, гнев, чувства вины переполнили меня, и мне казалось, что я не вынесу этой ноши и сломаюсь. Поэтому я сделала с моим сердцем то же, что с нервами моей обожжённой ладони — я притупила боль. Я не могла остановить поток сомнительным деталей от нахлынувших воспоминаний, пока мы сидели на наших пластиковых стульях, и я наблюдала за тем, как врач приближался ко мне и Бену.
— Мистер Омаллей? Мы ничего не смогли сделать. Повреждение было слишком серьёзным. Мы уже знали, что она, вероятно, не смогла бы снова придти в сознание.
Они совершенно ничего не знали. Они даже представить себе не могли, что она была в сознании и говорила со мной, а я не могла им об этом рассказать, потому что они начали бы задавать мне много глупых вопросов. Я почувствовала на себе взгляд врача и спросила себя, заметил ли он, что синяки Анны пропали, а теперь совершенно похожие синяки красовались на моём подбородке. Но он лишь сказал:
— Сердечные соболезнования.
Он кивнул Бену, развернулся и ушёл.
Бен попытался взять меня за локти, но я встала и крикнула:
— Подождите! — Врач остановился и обернулся.
— Да?
Я сделала шаг в его сторону и мой голос окреп.
— Мой отчим. Дин Витюльд. Его арестовала полиция?
Он покачал головой.
— Когда вашу маму привезли в больницу, она была одна.
— Но это всё его вина! Это он её убил! Дин убил её! — Его имя было с привкусом яда. — Он столько раз уже так скверно ее избивал. И мы приходили сюда, чтобы нам помогли. Вы должны были его остановить. Почему Вы этого не сделали?
Мой голос охрип из-за слёз, которые я не могла выплакать. Врач ничего не сказал. Я знала, что у него не было ответа. Это было не его вина. Он никогда до этого не встречал Анну. Я должна была защитить мою маму, но я бросила её в беде.
— Мне очень жаль, — сказал снова врач. Он развернулся чтобы уйти, и в этот раз я его не остановила.
Бен хотел обнять меня, но я оттолкнула его. Я бы сломалась, если бы он стал утешать меня.
— Я не могу, Бен. Я не буду плакать!
Мои слова смутили его, но он оставил меня в покое.