Прикосновение
Шрифт:
А потом первые три года, когда она болела, я все просила Планету
(вот что мне не понятно до сих пор, почему Планету, а не Поводыря) принять мою дочку, даровать ей жизнь. Я не спускала ее с рук, так боялась потерять. Когда ей исполнилось три года, я успокоилась, как-то сразу. Помню, в день ее рождения, я не сводила взгляда от часов, мои глаза следили за стрелками, и когда долгожданная минута настала, я вздохнула и сказала: - "Все, она будет жить".
Доченька, мое второе я, мое спасение, мой единственный друг. С тех пор, как она появилась на свет, мне легче стало жить. Я не боюсь теперь одиночества, у меня есть та, которая всегда меня поймет, поддержит, которая меня любит . Мои родители не относились ко мне с такой нежностью, с какой эта девочка. Это моя награда. Только вот за что? Я благодарю судьбу, что она подарила мне дочь.
Но прошло совсем немного времени, и я опять стала готовиться. И тут уже не было для меня ничего удивительного. Я, земная, хотела опять испытать то, что испытала тогда, под трехствольным деревом в темном гроте, освещенным слабым фиолетовым светом сиреневой луны. Надо сказать, тогда у меня с мужем наступили тяжелые времена, мы часто ссорились и подумывали о разводе. Но мне было важно, чтобы именно он, стал отцом и второго моего ребенка. Если получилось с первым, должно получиться со вторым.
И вот пришёл день. Снова та же церемония приготовления ко сну. Правда, уже сознательно. Снова легкий сон, та же дорога, тот же утес, и тот же грот. Только ощущения другие: меньше страха, и больше нетерпения. Смешно? Не правда ли? И вот я у входа.
Мое сознание опять чужое. Мысли непонятные, необъяснимые. Что-то удерживает меня, я стою у входа и долго смотрю на человека, и вдруг замечаю: от его руки тянется тоненькая цепочка росы, такая неестественно ровная, к маленькому колокольчику, висящему у меня над головой. Меня начинает давить смех. "Он ждал меня. Он приготовился. Он хочет увидеть.... Нет, так нельзя..." -Я тихонько подхожу к его руке и снимаю с мизинца тоненькую нить. - "Родной мой, он учёл все, кроме одного, ночью на нитке образовалась роса... Нет. Я не могу выдать тебя. Я преступница. Этот грех, только мой грех. Никто, даже ты, не должен знать того, что происходит. Ведь, если мне снятся сны, то и тебе могут сниться сны. Ты можешь во сне, быть со мной... Ты можешь разрешить себе хоть немного побыть просто человеком, мужчиной, моим мужчиной. Я совсем не знаю, как ты живешь без меня. Но ты ждал меня, значит помнишь..."
Я провожу руками над его головой, я прижимаюсь к нему всем своим нетерпеливым телом, и растворяюсь в нем...
На этот раз я не спешила. Я дождалась, когда небо стало розовым, долго смотрела на родное лицо. (Хотя не могу его вспомнить). Было сознание того, что это в последний раз. Больше ничего не повториться. Мы прощаемся навсегда. Нить снова на мизинце...
А дома... эх, не хочется даже вспоминать... В тот день надо было перешагнуть через обиду и непонимание, ласкаться и быть нежной . С трудом, но перешагнула. Я победила. Я родила сына. Но с ним все было труднее. Я чуть не потеряла его. Он был при смерти. Переболел всеми болезнями, какими только можно. Как будто какая-то сила не признавала его, отталкивала от жизни. Но, я боролась. Опять не спала ночами, опять молила Планету. И, опять, когда ему исполнилось три года, моя радость выразилась странными словами, со слезами на глазах, я все повторяла: "Ну, вот и все!!!!!!!!! Теперь можно и пожить".
К этому времени мы с мужем как-то нашли общий язык. Мы стали среднестатистической семьей. Мои дети обычные. В них нет ничего странного. И я так рада этому. Зато у меня появилась цель в жизни. Я живу ради детей. Я живу, потому что у меня есть, кого любить. Мне доставляет огромное удовольствие наблюдать за ними. Особенно за сыном. Он своенравный, и гордый, любознательный и целеустремленный, и кого-то мне напоминает... Мне нравится ночью войти к нему в комнату и долго смотреть на его лицо, освещенное луной. Отчего сама не знаю, это приносит мне тихую грустную радость. Мне приятно, что могу подойти и поцеловать его в макушку, и главное - я нужна ему, и он никогда не сможет оттолкнуть меня...
Я замолчала. И воцарилась долгая тишина. Волховёр сидел в своем углу как-то неестественно прямо, будто через его хребет пропустили огромный железный штырь. И только шёпот долетал сюда: - Этого не может быть! Это не может быть!
– Что не может быть, - переспросила я?
– Я вас шокировала? Да?
– Ты сумасшедшая, - донеслось до меня. Но в голосе не было осуждения, было потрясение и удивление.
– Спасибо, на добром слове, - усмехнулось.
– Диагноз поставлен правильно. Не понимаю, как наши врачи не могут увидеть столь очевидного.
– Ты подвергаешь себя опасности. Никогда, слышишь, никогда и никому не рассказывай свои сны, - он просил. Это ж надо! Он говорит со мной так, будто понимает больше чем я. Будто знает то, чего мне недоступно.
– А теперь, ты должна, обязана рассказать мне то, что еще не рассказала. Что случилось в тот день, когда ты выбросила браслет...
– Я все рассказала, - вздрогнув, быстро проговорила я, - больше не было снов. Не было!
– Был. Один. Я приказываю, прошу, умоляю...
– Послушайте, я не хочу, не могу... Не надо... Это больно
– Расскажи, я должен знать!
– Зачем вам это!
– Обещаю, все, что ты здесь рассказала и расскажешь, останется между нами. Но я должен знать. Многие годы я жил и никак не мог понять, почему? Теперь все становится на свои места. Помоги мне, расскажи... я пойму
– А причём тут вы? Какое вам дело до моих снов?
– Я потом тебе объясню, пожалуйста...
– Ладно. Только мне больно вспоминать его. Я видела этот сон всего три раза, и каждый раз после него у меня возникает стремление к смерти, отвращение к себе, и особенно к своему телу. Помню, первый раз я увидела его совсем маленькой. Сколько было, лет сказать не могу. Только отчетливо отложилось в памяти, что страстно не хотелось жить. Я даже ушла из дома. Была зима. Я шла по улице, куда глаза глядят. Желание было одно - исчезнуть, раствориться, спрятаться, что бы никто никогда меня не нашёл. Дошла до железнодорожных путей. Села и стала ждать поезда, чтобы броситься под него. Сейчас с ужасом думаю, а что, если бы поезд все-таки появился? Ведь никаких причин для самоубийства у меня не было. Только страшный, непонятный сон, и омерзение самой к себе. А самое главное - сознание того, что сказать о нем никому нельзя. Поезд не пришёл. Я замёрзла и вернулась домой...
Потом еще два раза он приходил ко мне. Последний совсем недавно. Теперь, я уже понимаю, отчего и почему он вызывает такие чувства, только не могу понять, отчего мой мозг занимается мазохизмом. Ведь я не получаю никакого, даже тайного удовольствия, от его созерцание, он мне противен, Так зачем, мое сознание возвращает меня в него. Не пойму. Может, вы скажете?
Начинается он с того я стою в кругу странных светильников. Серебряные цилиндры, из которых веером расходятся розоватые лучи. Я стояла на возвышении и с удивлением смотрела на людей, которые еще совсем недавно казались мне такими умными, знающими, равными по мудрости законам бытия. А теперь я видела самые обыкновенные лица, на которых были видны сомнение, удивление и одобрение. Я вдруг почувствовала равной им. Странное чувство! Но оно придавало мне уверенности, в своей правоте. Трудно объяснить! Это словами не передашь...
Меня приветствовали как героиню. Помню какой-то смешной совсем лысый человек с большим шишковатым носом на розовом, как кожа у поросенка, лице долго говорил в мой адрес хвалебные слова. Смысл - которых сводился к одному:
– Она сделала невозможное, она прошла весь цикл. Мы знали, что когда-нибудь найдется такой стойкий человек. Правда, мы не ожидали, что им окажется эта милая девушка, которая не испугалась всех ужасов, выпавших ей на долю. Ее имя останется в веках.
<