Прикованная
Шрифт:
– Прогнозы делать – занятие неблагодарное и бессмысленное, – начала она, но, заглянув в глаза Светланы Афанасьевны, остановилась, снова взяла карту в руки, пробежала глазами по строчкам анализов и эпикризов, задумалась… – Могу предположить год-полтора.
В таких разговорах она всегда называла цифру, значительно превышающую реальный прогноз.
– Спасибо, – вместо пациентки ответил её сын и встал, глядя на мать, – пойдём, мама.
Он бережно взял её под локоть, помогая подняться
«Может, они сектанты какие-нибудь», – подумала она и тут же сказала:
– Погодите, я хочу вам дать координаты очень хорошего хосписа, он как раз в центре, на Фонтанке, там прекрасные врачи и…
– Спасибо, – Светлана Афанасьевна посмотрела на сына, – мы…
– Мы знаем, – неопределённо сказал он, – спасибо, мы справимся. Пойдём, мама.
Они медленно направились к выходу.
– Иван, вы, пожалуйста, держите меня в курсе, – вдогонку им говорила Елена, почему-то она чувствовала себя виноватой.
Так бывало, хотя и крайне редко, она уже давно научилась абстрагироваться от каждой пациентки, но порой кто-то пробивался сквозь её тщательно выстроенную броню. И тогда её накрывало странное чувство вины… вины и бессилия перед жизнью. За неизбежную грядущую смерть.
Он открыл дверь матери и придерживал её, пока та выходила. Обернулся к Елене, встретился с ней взглядом:
– Хорошо.
Они вышли.
Елена рухнула в кресло, открыла заветный ящик и достала коньяк. Ей хотелось выпить немедленно, но она вспомнила, что её ждут на консилиуме.
– Дома, – громко сказала она, – всё дома.
Положила бутылку на место, закрыла ящик на ключ и вышла из кабинета.
– Мам… м-м-мам, н-ну к-к-ак он мог! – Кира рыдала, сглатывая слова. – Н-н-ну ч-что мне теперь д-делать?
– Погоди, – Елена села рядом с ней на кровать, – успокойся. Давай по порядку. Что случилось? Когда? Ты про Серёжу?
Дочь кивнула. Она сидела, обнимая подушку, лицо раскраснелось от слёз.
– Он… он сказал, что не уверен… маа-а-ам… – И она снова заплакала, уткнувшись в голубую наволочку.
– Ну, погоди, по-годи, – Елена подсела ближе и стала гладить её по волосам, – он сказал, что не готов жениться?
– Ч-что в-в-всё не готов, к-к-о всему не готов! Я же… мы же… а как же кольцо? А как же… – Она обхватила руками живот.
– Ох, – Елена переложила подушку и обняла дочь, – вы поссорились? Что изменилось? Давай подыши и расскажи всё по порядку.
Кира подняла опухшее лицо, облизала губы.
Елена подумала, что сейчас, с чуть изменёнными чертами лица, дочь похожа на того парня, Лёшу, с которым танцевала тогда в новогоднюю ночь. Не хватает только кудрей. У Киры, как и у него, были карие глаза и тёмные, почти чёрные волосы, не кудрявые, но с лёгкой волной. Она вспомнила его обаятельную улыбку, запах парфюма, что-то сандаловое, пряное… потом хруст снега, потом он снимал с неё пальто в незнакомой прихожей – и его пальцы на её спине.
Чёрт! Елена моргнула, возвращаясь в сегодняшний день.
– В том-то и д-дело, ч-что, – Кира продолжала всхлипывать, – просто п-пришёл, знаешь, важный такой, с-ска-азал, что нам нужно поговорить. Как в мыльной опере. И ска-а-а-зал…
Подбородок её снова задрожал, и она уткнулась в подушку.
– Вот козёл! – ругнулась Елена. – Ублюдок малолетний. Раньше о чём он думал? У тебя же срок уже…
У Киры пошла четырнадцатая неделя.
– Маа-а-м, – дочь подняла голову, – ч-что же делать теперь?
– Делать? – Елена переложила подушку на кровать. – Для начала нужно успокоиться. Я тебе принесу воды и валерьянку, а потом…
– А мне можно лекарства?
– Можно, – Елена встала, – а потом я позвоню… нет, не ему, а его мамаше, как её? Софья…
– Валентиновна, – подсказала дочь.
– Да, точно, толстая такая, всё ходила на родительские собрания в колхозных цветастых платьях. – Елена не стеснялась в выражениях.
– Мам, пожалуйста, – Кира испуганно уставилась на мать, – не нужно, ну, что ты ей скажешь, что они подумают вообще…
– А бросить беременную девушку – ЭТО как? – Елена распалялась. – Это же его ребёнок? Вот я же… я так и знала…
– Мам, пожалуйста, – у Киры на глазах показались слёзы, – ма-а-ам…
Елену колотило от злости и бессилия. Она злилась не только на бесхребетного Серёжу, но и на себя. Она-то, она как это могла допустить! Нужно было силком тащить её на аборт!
– Ладно, погоди, давай не делать необдуманных поступков. Тебе нужно успокоиться. От того, что ты нервничаешь, ему, – она показала на живот, – тоже не сладко. Я сейчас приду.
На кухне Елена открыла ящик с лекарствами и стала искать валерьянку.
Увидела бутылку коньяка, стоящую в кухонном ящике, достала, налила пару глотков в пузатый бокал и принюхалась – терпко, карамельно, кругло и ярко – запах, будоражащий и успокаивающий одновременно.
Из Кириной комнаты снова послышались всхлипы.
«Ладно, пора это прекращать». – Елена вернулась к поиску валерьянки. Нашла, щедро накапала двойную дозу в мензурку, добавила воды и захватила бокал с коньяком.
– Садись, – Елена протянула дочери, – на.
Кира взяла крошечную склянку и залпом выпила содержимое.
– Фу, какая гадость.
Конец ознакомительного фрагмента.