Прилив победы
Шрифт:
И через два дня после того, как кушаны установили полевые орудия на фортах, которые захватили раньше, огонь мортир усилили ядрами. В последующие дни они начали медленно превращать в порошок внутренние укрепления и — еще медленнее — рушить наружные. Камни для стен, собранные на местности, возвращались на местность, и их путь смазывала кровь.
Вставая каждое утро, Кунгас совершал одно и то же. Он говорил вслух, горам, которые приютят возрождаете царство:
— На следующий год — Пешевар!
Самый старый и пользующийся наибольшим уважением патанский вождь трепал бороду и яростно хмурился. Он размышлял.
Тем не менее…
Другие люди, другие традиции. Пока кушаны не вмешиваются в его собственные — как заверила его эта возмутительная женщина, они не будут делать — вождь не особо беспокоился, каких глупых традиций придерживаются жители городов.
Но был и еще один момент. Вождь сколько угодно может смеяться над людьми, позволившими женщине править, но нет сомнений: нельзя пренебрежительно относиться к кушанам на поле брани. А судя по отчетам, которые доставляли патанские разведчики с перевала Хибер, кушаны, казалось, так же легко чувствуют себя во время сражений в горах, как и на равнинах. Это добавляло оснований для осторожности.
Как правило, патаны не особо боялись цивилизованных армий. Это войска долин. Достаточно опасные на ровной местности, но неспособные бросить вызов патанам в их горах. Но вождь не дожил бы до такого возраста и не поднялся бы до такого высокого положения, будучи надменным дураком. Цивилизованные государства с их богатством и огромными земельными угодьями могут собрать гораздо большие армии, чем патаны. Если эти армии показывали себя способными адаптироваться к войне в горах…
В конце концов, однажды в прошлом это уже случилось. Старый вождь едва удержался от того, чтобы не содрогнуться, вспоминая дикие карательные экспедиции раджпутов.
— Решено, — твердо сказал вождь и склонил голову — несколько неохотно — перед женщиной.
Затем он поднялся со стула и повелительно посмотрел на восьмерых других патанских вождей, сидевших рядом с ним. Как он и ожидал, никто из них не был готов бросить вызов его решению.
— Решено, — повторил он. — Пока вы не лезете в наши дела — не мешаете нашим караванам, — мы будем уважать мир. И посылать ежегодную дань царю кушанов.
Три вождя, казалось, немного пошевелились. Старший фыркнул и добавил последнее условие патанского союзничества с новым царством:
— Как ты понимаешь, это все действительно при условии, что царь кушанов сможет взять перевал Хибер. И удержать его после того, как малва нанесут контрудар. Мы не станем снова выступать против Раны Шанги!
Кушанская царица кивнула. Старый вождь не мог сказать точно, но подозревал, что проклятая женщина улыбается. Мешала толстая чадра, закрывавшая ее лицо. Но ему не нравилось веселье и ум, которыми, казалось, светились ее глаза.
«Проклятые кушаны!»
Ему сказали, что кушанская царица надела чадру только когда прибыли патаны. Он вполне мог в это поверить. Как говорили, она — хитрая бестия, коварная и изобретательная.
Тем не менее…
Обычаи есть обычаи. И в конце концов, они зависят от выживания. Поэтому, сохраняя ледяное спокойствие, чему мудрый старый патриарх научился на протяжении десятилетий, он удержался, чтобы не продемонстрировать свое неудовольствие.
— Меня не волнует Рана Шанга, — сказала женщина, говоря так тихо и скромно, как говорила с тех пор,
Старый патанский вождь уставился на нее сверху вниз. Ленивая болтовня глупой женщины? Возможно.
Но все равно…
Возможно, что и нет. Как говорили, эта женщина — очень хитра и настолько хорошо информирована, что кое-кто уже шепчется о колдовстве. Странно, но эта мысль принесла старому вождю определенное облегчение. Обычаи есть обычаи, а выживание — это выживание. И поэтому он пришел к выводу, что, поскольку кушаны, казалось, решили отдаться во власть женщине, наверное, хорошо, что у них хватило здравого смысла выбрать колдунью.
Глава 35
ЧОУПАТТИ
Осень 533 года н.э.
Антонина уставилась вниз на толпу, собравшуюся в гавани Чоупатти. Может, лучше сказать: сборище людей, наводнивших узкие мощеные улочки и высыпавших на опасно качающиеся деревянные причалы. По правде говоря, некоторые из этих причалов были гораздо хуже, чем просто «качающиеся». За то время, как аксумиты покинули это место и затем вернулись, принеся на своих кораблях как победу, так и печаль, маратхи, вынувшие в Чоупатти после уничтожения гарнизона, начали заново отстраивать город. Но работа только начиналась, и волна еще не докатилась до гавани. Частично потому, что гавань оказалась наиболее разрушенной частью города, но по большей части потому, что рыбаки, которые могли бы ею пользоваться, еще не вернулись. Для рыбаков, которые когда-то жили здесь, слово «Чоупатти» было и останется именем худшего из страхов. Город грабежа и смерти. Они не хотели его видеть, ни теперь, ни когда-либо еще. Они будут использовать другие порты, другие города, чтобы заниматься своим древним ремеслом. Только не Чоупатти. В Чоупатти они не вернутся никогда.
Но для пришедших сюда горцев «Чоупатти» стало синонимом победы и надежды. Место, где малва снова разбили — и те люди, на которых теперь смотрели, как на самых близких союзников маратхи. Даже более близких, чем великий Велисарий и Рим.
Велисарий был живой легендой, это так. Но, за исключением совсем немногих, кто встречался с ним во время давнего посещения полководцем Индии, это была туманная и далекая легенда. Маратхи слышали об Анате, и дамбе, и Харке. А теперь к этому списку побед добавилась еще и Барода. (А вскоре они услышат и о Кулачи.) Но никто не знал этих мест. Лишь немногие могли точно сказать, где они находятся, кроме как «где-то на западе» или «возможно, на севере?».
А где Чоупатти, они знали. И где Бхаруч, тоже. И, таким образом, чернокожие люди, взявшие Чоупатти и разрушившие Бхаруч — больше того, посадившие на кол самого Подлого, — были такими же реальными, как восход солнца. Не легенда, а герои, которые ходят среди них.
О да — они посадили Венандакатру на кол, даже если ни одна африканская рука никогда не дотрагивалась до этого чудовища. Потому что все маратхи знали от героя своего народа, что без атаки Аксумского царства на Бхаруч он никогда не смог бы осуществить месть Великой Страны. За короткое время после своего возвращения Рао повторял это снова и снова. А те, кто слышал эти слова лично от него, передавали их другим, а те — следующим, и так далее. Потому что теперь это была великая история Махараштры, и много поколений станет передавать этот рассказ из уст в уста.