Прилив
Шрифт:
— Вы очень похожи. Но ты совсем другой, — сказала она.
— Почему ты так часто вспоминаешь его? — спросил Слав.
— Не так уж и часто, — Ангела повернула к нему голову. — Только когда вижу тебя.
— Знаешь, мне неприятно, когда ты вспоминаешь о нем.
— Это почему?
— Потому что… — Ему было нелегко, но он выговорил эту трудную фразу. — Ты его любишь?
— Я? — Ангела привстала. — Зачем тебе знать?
— Ну… — Слав смутился. Вопрос застал его врасплох.
— Я могу не отвечать тебе, — сказала, приподнимаясь на локте, Ангела. — Но я отвечу. Если и любила — Волод умер, значит, и
— Это не так, — возразил Слав. Он вспомнил слова какого-то философа и процитировал. — Настоящая любовь не умирает. Она живет, пока жив хоть кто-то из любящих.
— Значит, по–твоему, моя любовь не была настоящей? — спросила девушка.
— Значит, ты все-таки любила его.
— А ты любил женщину? По–настоящему, как ты говоришь? — вопросом на вопрос ответила Ангела. Слав вновь растерялся. С Ангелой непросто разговаривать. То, что девушки Дирна держат в себе и никогда не скажут, она говорила прямо, ничуть не стесняясь. Действительно, чего им теперь стесняться?
— Нет. Думаю, нет.
— А откуда ты знаешь?
— Знаю, — проговорил Слав. — Как же я могу не знать?
— Ты странный человек, Слав. Все гморы такие странные? Но ты мне все равно нравишься.
— Нравлюсь? — переспросил он.
— Да, — Ангела перевернулась на живот, опустив голову на скрещенные руки. — Знаешь, Слав, — голос ее дрогнул. — Я Волода не любила. И не полюбила бы никогда. Он похож на тебя, но внутри он… другой. Хуже. Он не мог бы любить, как ты… сказал.
Слав молчал.
— А ты, Слав, мог бы так любить? По–настоящему? До тех пор, пока жив?
— Мог бы. Если это необыкновенная девушка.
— Что значит: необыкновенная?
Слав повернул голову, чтобы прочитать ответ в плывущих над горизонтом облаках — и увидел темное пятно. Что-то огромное плыло по залитой водой Пойме.
— Смотри!
Ангела резко повернулась:
— Одевайся! — крикнула она. — Это рыбаки!
Черное пятно приближалось, и скоро Слав разглядел плот из вязанок тростника и пустых пластиковых бочек. Плот был огромен, не меньше сотни квадратных метров, а, скорее всего, много больше. На нем были несколько строений из тростника и дешевого пластика, а в центре стояла мачта с широким прямоугольным парусом. По плоту ходили люди и, похоже, они видели стоящих на островке. Быстро одевшись, Слав и Ангела ожидали, пока плот пристанет к берегу. Похоже, рыбаки плыли именно сюда.
Несколько рыбаков спрыгнули в воду и побрели к берегу. Их загорелые тела прикрывали рваные рубахи, сшитые, по всей видимости, из отживших свой срок старых и рваных сетей, и короткие, не достающие до коленей, кожаные штаны.
Слав и Ангела дожидались их, не двигаясь с места.
— Говорить буду я, — шепнула девушка, и Слав еле заметно кивнул. Ей лучше знать, что говорить.
Рыбаки приблизились. Ремни на их бедрах оттягивали изогнутые ножи, удобные для разделывания рыбы. Двое держали в руках зазубренные, сработанные из костей зверя, остроги. Другого оружия у рыбаков не было. Отряд остановился в нескольких метрах от беглецов, один из рыбаков шагнул вперед.
— Меня зовут Мосень, — объявил он. — И я здесь хозяин. Кто вы такие?
Он был широк в кости и широкоплеч. Поросшая кучерявыми волосами голова, казалось, сидела прямо на плечах, без шеи. Его круглое лицо могло показаться привлекательным,
— Я Ангела, а он — Слав. Мы из клана Север, — сказала девушка.
— Никогда не слышал о таком клане. А что вы здесь делаете?
— Мы шли в клан Красноголовых, но заблудились в пустыне. Песчаная буря сбила нас с пути, а потом начался прилив, — хладнокровно сочиняла Ангела. Славу казалось, ее особо не слушают, больше рассматривают. Но это было не так.
— О Красноголовых я слышал. Но они далеко отсюда. Очень далеко. А песчаных бурь в эту пору не бывает, — усмехнулся Мосень. — Проще говоря, вы — бродяги.
— Я из клана Север, — проговорила Ангела. Даже Слав уловил неуверенность в ее голосе, что уж говорить про кучерявого вожака? Мосень сжал губы:
— Мы не убиваем чужаков, оно нам не надо. Тем более, если они молоды и красивы…
Он смотрел на Ангелу. Девушка выдержала его взгляд. Слав забеспокоился: что он имел в виду?
— А он, что, немой? — Мосень кивнул на Слава. Слав открыл рот, но Ангела успела первой:
— Да, он не разговаривает, — она посмотрела на юношу. Ее взгляд ясно давал понять: не спорь и молчи!
— Ладно, сейчас мы разведем костер и поедим, — сказал Мосень. — Вы можете оставаться с нами…
Рыбаки натаскали сухого хвороста, видимо, хранившегося где-то на плоту, и зажгли огонь. Женщины ловко разделывали свежие рыбины, насаживали на длинный вертел и зажаривали целиком. Одна из рыбачек протянула гостям две большие ракушки. Слав поблагодарил и взял ракушку в руки, не зная, что с ней делать. Заметив его неуверенность, рыбачка отобрала ракушку, привычным движением вскрыла и снова протянула парню. Внутри было нежное полупрозрачное тельце моллюска.
— Ешь, это вкусно, — сказала она. Ангела давно расправилась с подарком и с интересом наблюдала за Славом. Юноше никогда не приходилось есть моллюсков. Несмотря на голодные спазмы, есть это совсем не хотелось.
— Ешь, Слав, он прибавит тебе сил, — сказала Ангела. Слав понял, что отказ вызовет обиду, тем более что некоторые из рыбаков уставились на него, ожидая, как будет принят подарок.
Слав, почти не жуя, проглотил почти безвкусное, скользкое тельце моллюска и хотел сказать спасибо, но вовремя вспомнил, что он немой.
Рыба поспевала. Ароматнейшие запахи распространились по островку. Слав понял: рыбаки знали, что это место остается незатопленным в прилив, и часто приплывали сюда. Отсюда и следы костров. Наконец, Славу дали огромный кусок жареной рыбы, и юноша утолил голод. Так вкусно он не ел, наверно, никогда. Оранжевое пламя костра отгоняло ночь, тонувшую в черной воде. Искры улетали вверх, рождая новые звезды. Рыбаки смеялись, слушая истории о гигантских рыбах и невероятных подвигах. Славные люди, подумал юноша, хорошие люди. Ему было хорошо, потому что впервые он был в Пойме среди пустынников, которые не считали его ни гмором, ни рабом. Он был равным среди равных, просто человеком. Где-то на юге, в блистающем огнями и стеклом Дирне, люди работали, создавая ненужные, в общем, машины; учились, чтобы пробраться повыше и стать начальником; суетились, думая, что это и есть настоящая жизнь — а ведь это не так. И не живут, а мучаются свои многие сотни лет, а варвары живут пятьдесят — и как живут!