Приложения (Властелин колец)
Шрифт:
— Можно и по порядку, если времени хватит, — сказал Мерри. — Только сначала, — если вы наелись, конечно, — набьем трубки и закурим. И вообразим ненадолго, будто мы, живы-здоровы, вернулись в Пригорье, а то и в Раздол.
Он достал толстенький кожаный кисет.
— Табачку у нас хоть отбавляй. Набивайте карманы, пока мы добрые. Поутру был богатый улов — чего тут только не плавает! Пин изловил два бочонка: их небось вынесло откуда-нибудь из подвала. Мы их взяли да вскрыли, а там — что бы вы думали? — первейшее трубочное зелье, и ничуть не подмокшее.
Гимли растер табак в ладонях и понюхал.
— Пахнет не худо и на ощупь
— Да что там не худо, он лучше хорошего! — укорил его Мерри. — Друг мой Гимли, он же из Длиннохвостья! На бочонках-то было, шутка сказать, клеймо Громобоя! А вот как он сюда попал, ума не приложу. Не иначе Саруман сам для себя расстарался. Оказывается, наши товары вывозят за тридевять земель. Но ведь как кстати пришелся, а?
— Пришелся бы кстати, — пробурчал Гимли, — будь у меня трубка. А я свою потерял не то в Мории, не то еще раньше. Или, может, вы и трубку тоже выловили?
— Увы, — сказал Мерри, — не выловили. И в кладовках не нашлось ничего похожего. Видно, Саруман не хотел табачком делиться с лейб-гвардией. Можно бы, конечно, сбегать в Ортханк, спросить, не одолжит ли он трубку, да, по-моему, не стоит. Дружить так дружить — обойдемся одной трубкой на двоих.
— В следующий раз! — сказал Пин. Он сунул руку за пазуху и извлек оттуда мешочек на шнурке. — Есть которые на себе Кольца таскают, а у меня другие сокровища. Вот, например, моя старая черешневая трубка. А вот, смотрите-ка, еще одна — необкуренная! Зачем я ее сберегал, сам не знаю. Никак уж не рассчитывал, что мне табачку подбросят, когда мой кончится. А вот поди ж ты — пригодилась. — Он протянул Гимли трубку с широким плоским чубуком. — Ну как, может, мы с тобой квиты?
— Скажешь тоже — квиты! — воскликнул Гимли. — О благороднейший из хоббитов, я твой должник навеки!
— Вы как хотите, а я пошел на воздух: там и ветер свежий, и небо над головой, — сказал Леголас.
— Мы тоже пойдем, — поддержал его Арагорн.
Они уселись на каменной россыпи у ворот. Слоистые туманы подымались и уплывали с ветром, открывая долину.
— Ну что ж, давайте и правда немного передохнем! — сказал Арагорн. — Устроимся на развалинах и поболтаем, как выражается строгий Гэндальф, пока его нет. Устал я, однако, на удивление, давно такого не припомню. — Он запахнул плащ, так что панциря стало не видно, откинулся, вытянул свои длинные ноги и выпустил изо рта струю голубого дыма.
— Глазам не верю, — развел руками Пин. — Явился не запылился Бродяжник-Следопыт!
— А он никуда и не девался, — сказал Арагорн. — Я и Бродяжник, и Дунадан, гондорский воин, и северный Следопыт.
До поры до времени курили в молчании; их озаряли косые солнечные лучи из-за перистых облаков на западе. Леголас лежал неподвижно, широко раскрыв глаза, глядя на солнце и светлое небо, что-то тихо напевая себе под нос. Вдруг он сел, окинул взглядом друзей и сказал:
— Ладно, полежали! Время тянется хоть и медленно, но верно, туманы рассеялись, небо ясное; одни вы, диковинный люд, кутаетесь в дымы. Рассказ-то обещанный где?
— Ну, мой рассказ начинается с того, что я очнулся в темноте среди орков, связанный по рукам и ногам, — сказал Пин. — Погодите-ка, сегодня какое?
— По хоббитскому счислению пятое марта [3] , — отозвался Арагорн.
Пин посчитал на пальцах.
— Всего-то девять дней
3
Согласно хоббитскому календарю, во всех месяцах по тридцать дней (Прим. авт.)
И он рассказал про последний бой Боромира и про бегство от Привражья до Леса. Слушатели кивали, когда рассказ совпадал с их догадками и домыслами.
— Кое-какие свои сокровища вы обронили в дороге, — сказал Арагорн. — Однако же радуйтесь — не потеряли! — Он отстегнул ремень под плащом и снял с него два кинжала в ножнах.
— Батюшки! — воскликнул Мерри. — Вот уж чего не чаял снова увидеть! Немного окровавить свой меч я все-таки успел, но потом Углук чуть не с руками вырвал оба, у Пина и у меня. Ну и скрежетал же он зубами! Я было подумал: сейчас зарежет, но он только отшвырнул мечи точно горячие уголья.
— Вот и твоя застежка, Пин, — сказал Арагорн. — Я сберег ее для тебя — ей ведь цены нет.
— А то я не знаю, — сказал Пин. — Я с нею расстался скрепя сердце, но что было делать?
— Правильно ты сделал, — отвечал Арагорн. — Кто не может расстаться с сокровищем, тому оно станет в тягость. Так, и никак иначе.
— Ладно, вот что они исхитрились руки освободить — вот это да! — сказал Гимли. — Повезло, конечно; но ведь известное дело — не всяк вывозит, кому везет.
— Вывезти вывезли, а куда следы подевались? — спросил Леголас. — Я уж думал, может, у вас крылья выросли?
— Нет, не выросли, — вздохнул Пин. — Тут не крылья, тут Грышнак потрудился. — Его передернуло, и он замолчал. Про самое страшное досказывал Мерри — про цепкое обшаривание, про смрадное и жаркое пыхтение, про костоломную хватку волосатых лапищ Грышнака.
— Очень мне все это не по душе насчет орков из Барад-Дура, по-ихнему Лугбурза, — задумчиво сказал Арагорн. — Черному Властелину и его прислужникам и так-то слишком много было известно, а тут еще Грышнак наверняка изловчился оповестить его из-за реки о кровавой стычке с изенгардцами. Теперь он будет буровить Изенгард своим Огненным Оком. Угодил Саруман в переделку, нечего сказать.
— Да, кто бы ни победил, а ему не поздоровится, — сказал Мерри. — Как сунулись его орки в Ристанию, так и пошло у него все наперекосяк.
— Видели мы тут одним глазком этого старого мошенника, если верить Гэндальфу, что это не он был, — сказал Гимли. — На опушке Фангорна.
— Когда видели? — спросил Пин.
— Пять ночей назад, — отвечал Арагорн.
— Погоди-ка, ага, — сказал Мерри, — пять ночей назад — это значит, как раз начинается история, вам с начала до конца неизвестная. Наутро после битвы мы встретили Древня и к ночи попали в один из его домов, Ключищи называется. Утром отправились мы на Онтомолвище, но это не место, а собрание онтов, и такого я в жизни не видал и не увижу. Продолжалось оно весь день и еще два, а мы ночевали у онта по имени Скоростень. Только на третий вечер онты договорились до дела — и вскипели ой-ой-ой как! Лес замер, точно копил грозу, а потом она разразилась. Ох, слышали бы вы их походную песню!