Принц и Мадонна
Шрифт:
Какие только глупые мысли не лезут в голову, когда осознаешь, что по пятам следует интересный во всех отношениях мужчина. Не просто так Мариночка Лужева за него глотку дерет и на амбразуры кидается. Ценный трофей. Вот только кем-то уже помеченный и застолбленный. Интересно, а какая у него жена? Блондинка или брюнетка? И все же что случилось между супругами? Почему вторая половина Датского в столице, а он здесь прозябает? Странно все это и непонятно.
— Вы позволите? — я задумалась и совсем забыла, что Датского надо пропустить вперед. Дверь сама не откроется.
— Да. Конечно, — посторонилась, вспоминая, что мне нельзя ни за что браться руками.
И вновь Клавдии Степановны не наблюдалось на месте. Неужели заболела? Не выдержала и спросила у декана.
— У нее медовый месяц, — ответил тот, пропуская меня в открытую дверь.
— Что? — ошарашенно переспросила.
— Это я, конечно, немного загнул. До медового месяца может дело и не дойдет, а там кто его знает… — произнес многозначительно, ныряя в свой кабинет. Я же осталась стоять в приемной, переваривая информацию. Вот только она почему-то у меня никак не желала укладываться в голове.
— Принц Даниилович, — позвала. Потом себя же поправила, вспомнив о наставлении декана. — Господин Датский, вы сейчас серьезно? Или пошутили? — вопрос с Клавдией Степановной требовал более серьезного подхода.
— Более чем, — мужчина появился с флаконом одеколона в руках и пачкой салфеток. — Ко мне приехал один старый знакомый и стоило ему увидеть Клавдию Степановну, так он сразу же в нее влюбился, даже со мной толком не поговорил, желая как можно быстрее заграбастать женщину в свои руки. Тоже мне друг называется, — принялся сокрушаться мужчина. — Я их и выпроводил, чтобы не смотреть на приблажные ро… выражения лиц.
Оказывается, сегодня не только я одна желала выразиться покрепче. Похоже, просто был такой день — выразительный.
— Что это? — спросила, видя как Датский тычет в мою сторону флаконом с одеколоном. Французским, между прочим. От известного бренда. Стоимостью в две стандартные зарплаты преподавателя вуза.
— Я помню из уроков физики, что спирт является растворителем. Значит. Надо побрызгать на пасту, чтобы ее растворить, — принялся объяснять мне мужчина.
От предложения я немного впала в ступор, а пока приходила в себя, Датский воспользовался моей растерянностью, побрызгал одеколоном на ладошку и тут же начал стирать салфеткой. По комнате поплыл терпкий запах дорогого парфюма, точно такого же каким пах сам Датский. Опять побрызгал и вновь принялся смывать пасту.
И у него это очень хорошо получалось. С каждым пшиком стоимостью рублей в сто на моей ладошке оставалось все меньше и меньше жирной пасты. Постепенно руки приобретали равномерный фиолетовый цвет. Пожалуй, меня можно было сравнить с шахтером из забоя по степени чистоты ладоней.
Использованные салфетки одна за другой летели в мусорную корзину, флакон с одеколоном пустел после каждого пшика, а руки чище не становились.
— Вы уверены, что все делаете правильно? — осторожно спросила, не желая обидеть. — Не знаю как с физикой, а вот с химией вы явно не дружили, — заметила, когда стопка салфеток кончилась.
— Еще не все потеряно, — уверил декан, продолжая втирать мне в кожу пасту вперемешку с одеколоном.
Я глянула на его руки… и поняла, что они ничем не отличаются от моих, такие же фиолетовые. Принц Даниилович в желании мне помочь изгваздался сам, чуть ли не по уши.
После двадцатой салфетки флакон с одеколоном почти опустел. Комната, в которой мы находились, пропиталась запахом парфюма насквозь.
— Кажется, я что-то делаю не так, — растерянно произнес Датский смотря на мои и свои руки.
— Откройте, пожалуйста, окно, — сдавленно произнесла, чувствуя не только головокружение, но и подступающее удушье.
До тех пор пока я не думала о запахе все было хорошо, а когда подумала, что он слишком резкий, мне вдруг стало плохо.
— Опять астма? — я увидела расширяющиеся от осознания надвигающейся катастрофы глаза декана.
— Не знаю. Дышать трудно, — воздух в комнате настолько сильно был пронизан запахом, что стал плотным и вязким.
— Вам надо присесть. А лучше прилечь, — сообразил Датский… подхватил меня на руки… и понес в свой кабинет. Я даже охнуть не успела как оказалась на диване. Мужчина засуетился, принявшись открывать окна. Я же вяло обмахивалась фиолетовой ладошкой, прислушиваясь к внутреннему состоянию, боясь почувствовать приступ.
— А что тут вас за запахи, как в парфюмерной лавке, — раздался мужской голос.
Я повернула голову, узнавая декана экономического факультета Вениамина Сергеевича Ляхова.
— И девушка лежит… — как-то двусмысленно добавил он, увидев меня.
— Девушке плохо, а ты вместо того, чтобы стоять истуканом, сходи в приемную и принеси вентилятор, чтобы быстрее проветрить комнату, — скомандовал Датский.
— Да одеколоном несет на весь коридор, под деканатом уже целая толпа студентов скопилась. Все гадают что тут происходит, — весело заметил Ляхов, выполняя приказание.
— Плохо, очень плохо, — принялся бормотать себе под нос Датский, дергая открытой створкой окна туда-сюда. — Вам как, Зыкова? Лучше? — обратился декан ко мне.
— Чуточку да, — пискнула, думая, что к коллеге он обращался на "ты", а ко мне на "вы". Чтобы это значило?
— Вот и хорошо, — мужчина облегченно вздохнул. Кажется, он струхнул, что своей инициативой чуть ли не снова отправил меня на больничную койку. — Ставь вот здесь, а розетка там, — распорядился, показывая куда следует определить вентилятор.
— А чего это у тебя все руки синие? — тут Ляхов перевел взгляд на меня. — И у нее синие. Вы чем тут занимались? В аватаров играли? — насмешливо спросил Вениамин Сергеевич. И как-то гаденько у него это получилось.
А может быть я просто себе надумываю.
— Ты давай вентилятор включай, а не в Шерлока Холмса играй. И без твоих предположений тошно, — одернул Ляхова Датский.
— Да включил я, включил. Только, по-моему, это положение уже не спасет. Весь корпус провонялся. Сто процентов. Сейчас преподаватели набегут, а за ними все остальные потянутся.