Принц и Ницше, или Всегда говори «никогда»
Шрифт:
Алекс кутался в полковничью шубу – каждый участник выезда на «охоту» получил от Полкана личное одеяние из дорогого, строго натурального меха. Подходило не всем – кому (Алексу) фасоном, кому (Семке) размером, кому (Алене) идейно, но полковник и слушать ничего не желал.
Дядя Толя, поправив на плече ружейную лямку и резко обернувшись, сурово глянул на Семку – тот понял однозначный намек и резко сбавил шаг. Алена же, напротив, ушла далеко вперед.
– Старый конь уже не тот. Давно хотел его пристрелить.
Полкан подвесил странную фразу с четкой
– Ты какой-то странный стал, с тех пор, как уезжал в «как-нибудь и когда-нибудь расскажу». Сам не свой который день, – Алекс переживал за полковника, как за родного отца.
– Это самая подходящая формулировка, малой. Ездил в Чечню.
Полкан горько хлебнул коньяк, и голос его оказался заперт в бутылке, точно не ясно как туда втиснутый кораблик – в памяти возникла бесконечная красота кавказских гор, созерцаемая им в недавнем прошлом в компании такой же бутылки и новизны узнанного о судьбе сослуживцев, жизнерадостно смотрящих на него с выцветшей фотографии.
– Понял. Опять искал ответы на вопросы войны?
– Да. Только в этот раз нашел.
– Опа. Ну-ка, расскажи.
– Да че рассказывать? – отмахнулся Полкан. – Пришел ко мне как-то раз один малый, я, говорит, медиум. Я ему говорю: «Открой свой третий глаз и пиздуй на хуй отсюда». Он и бровью не повел и начал рассказывать про моих… Моих одно… Однополчан, с которыми мы под жесткий за-замес тогда попали, рассказывал детали, ко-которых знать не мог. Рассказывал, что за ним ходит один из них, из моих, и все рассказывает, что слу-случилось с остальными. Просит, мол, чтобы я их нашел всех. Всех. Только не жилец он давно, тот летеха, по-понимаешь?
Полкан приложился к бутылке всей душой, чтобы утолить жажду быстро испаряющегося на холоде опьянения и прижать к ногтю нахлынувшее волнение, рожденное острозаточенными воспоминаниями.
– Разводила очередной, что ли, этот медиум? – скривился Алекс, кутаясь в теплоту шубы поглубже.
– В том-то и дело, что нет. Я все за-записал, что он рассказал, и поехал. Всех нашел, большинство, понятно, на том свете. Но мо-могилы были там, где он сказал. А самое главное, нашел и живых. Одного даже из, так сказать, рабства пытался выкупить – его тогда в плен взяли, а потом, после войны, он там так и остался, контуженный, память почти полностью потерял. Да и прижился уже. Уезжать не захотел. Остался…
– Дела…
– Ага, – полковник тяжело и глубоко вдохнул студеный воздух и чуть успокоился. – А медиума и след простыл, я ни адреса, ни телефона не записал. Думал, как и ты, что развод. Оказалось, нет. Теперь ищу его, думаю, как отблагодарить. Он, когда приходил, о деньгах или чем-то еще ни слова не сказал. А ко мне так просто никто не приходил, сколько себя помню, просто что-то рассказать, что-то сделать для меня, ничего не прося взамен.
– Ну в баню поедем на следующие выходные, раз уж сегодня не сложилось, все расскажешь в деталях, может, помогу его найти, раз такое дело. Дядю Сэма возьму с собой, батин еще остался, у него степень очистки, как у только
– Лишь бы ты опять не начал потом, как в тот раз, с прокурорскими бегать по улицам с голой жопой и по фонарям шмалять, – Полкан скоропостижно невесело улыбнулся.
– Было дело. Бухой был.
Алекс хитро улыбнулся возможностям власти, создающим для теплого и удобного душевного убежища его торжествующего «Я» идеальные условия существования – бегло влитый внутрь алкоголь напомнил о банном угаре двухнедельной давности, где Алекс крепко пил с конторскими, а припозднившийся дядя Толя застал группу молодых людей вместо фиговых листьев прикрытых лучезарными ксивами и навскидку палящих из табельного по безоружным электрическим факелам.
Полковник, шаркая, уперся взглядом в белый снег.
– Только теперь проблема нарисовалась. Проблема посерьезнее. Мне теперь стало как-то пусто на душе, понимаешь. Так был какой-то нерв, была какая-то предельная конкретика – нужно искать ответы. Теперь ответы есть. И стало пусто, глухо. А я думал, стану счастливее. Дурак. Вот и забухал. И так уже месяц. Я получил, что хотел, и завял. Теперь поливаю себя бухлом, думая опять зацвести, зная, что этого уже не будет. Медиум сделал хорошее дело, но и сломал меня. Никогда бы не подумал, что так будет. Никогда бы…
– Дела… – Алекс чокнулся с полковником бутылками. – Все еще будет.
– У вас будет, малой, у молодых. Не у меня. Да мне и не нужно уже… «Я ведь помню их, рваных и седых, все ищу ответ. Я за тех парней, тех, кто кормит вшей в восемнадцать лет. Бьется мысль о мысль, вдруг сорвался вниз… Рикошет…» – смахнув скупую слезу, тихо напел сквозь вихрь воспоминаний о войне неисправимо испорченный властью полковник и, унесенный этим вихрем к боевым товарищам, становящийся вновь настоящим офицером.
Компания вышла к трассе, размазывая застывающую снежную слякоть об асфальт. Семка, боязливо озираясь и боясь лишний раз вдохнуть, чистил сапоги об отбойник. Алена стояла поодаль с бесконечно недовольным лицом, глубоко кутаясь в безразмерную шубу и ненавидя зиму в каждой мелочи. У Алекса зазвонил телефон.
– Да. Ага. Ну. Так. Так. Че?! В смысле?! Это как так?! – голос его менялся от «приветдруг» до «сукаещеразсюдапозвонишь». – Что значит «не получается»?! Ты же сам кричал, что это терпила терпилой? Ага. Да я уже понял, как ты все разрулишь. Ага, давай, блядь.
– Нужна помощь? – спросил облокотившийся на отбойник полковник с явственной угрозой в голосе для не справившихся с задачей.
– Посмотрим. Может быть. Мальцев твой не так хорош оказался, как ты обещал. На лоха не смог повесить тот кипиш, – цедил злость сквозь зубы Алекс.
– Странно. Он таких уже с десяток закрыл. Ну да хер с ним, придумаем что-нибудь. Пора ловить попутку!
Полкан выпил оставшуюся половину бутылки императорскими глотками, не моргнув и глазом, сделал развалистый шаг на промерзшую дорогу и поднял руку с опустевшей поллитровкой – сигнал водителям, есть желающие прокатиться до города с ветерком.