Принц Каспиан (с иллюстрациями)
Шрифт:
Сумерки наступили, когда они медленно проходили на вёслах излучину Зеркального залива. Темнота сгущалась по мере того, как берега смыкались и нависающие деревья уже соприкасались вершинами. Стало совсем тихо, как только шум моря затих вдали; можно было слышать даже журчание крошечных ручейков, сбегавших сквозь лес в залив. Наконец высадились на берег, слишком усталые, чтобы возиться с костром; даже яблоки (на которые, чувствовали дети, им уже никогда не захочется даже глядеть) казались лучше, чем мысль отправиться на охоту или рыбалку. Перекусив немного в молчании, они повалились на мох и сухие листья между четырьмя огромными буками.
Все,
Вместо того чтобы нагнать на себя дремоту, она совсем проснулась – но пробуждение это было странное, похожее на сон. Залив блестел ярче. Люси понимала, что он освещён луной, хотя саму луну и не видела. И она начинала чувствовать, что весь лес тоже просыпается. С трудом сознавая, что делает, девочка встала и немного отошла от бивуака.
– Какая прелесть! – сказала она себе. Было прохладно и свежо; отовсюду доносились чудесные запахи. Где-то совсем близко послышалась трель: соловей запел, умолк и начал снова. Впереди было чуть светлее. Она пошла на свет и вышла туда, где было меньше деревьев, но лунный свет так мешался с тенями, что трудно было разобрать, где тут что. В тот же миг соловей, нашедший наконец верный тон, распелся во всю силу.
Глаза Люси начали привыкать к свету, и она отчетливее увидела ближайшие деревья. С великой тоской и любовью вспомнились ей старые времена, когда деревья в Нарнии умели говорить. Она совершенно точно знала, как заговорило бы любое из этих деревьев, если бы только их удалось разбудить, и на какого человека бы походило. Она посмотрела на серебряную берёзу – у той был слабый, струящийся голос, она походила на стройную девушку с волосами, свисающими на лицо, и обожала танцы. Она посмотрела на дуб: он был мудрым, но добрым стариком с кудрявой бородой, с бородавками на лице и руках, с растущими из бородавок волосами. Она посмотрела на бук, под которым стояла. Ах! Он был лучше всех – грациозное юное божество, спокойный и величавый лесной принц.
– О деревья, деревья, деревья, – сказала Люси (хотя вовсе не собиралась говорить). – О деревья, проснитесь, проснитесь, проснитесь. Разве вы не помните то время? Разве вы не помните меня? Дриады и гамадриады, выходите, идите ко мне.
Хотя не было ни ветерка, деревья вокруг заколыхались. Шелест листьев был почти как слова. Соловей перестал петь, как бы тоже прислушиваясь. Люси показалось: вот ещё миг, и она поймёт, что пытаются сказать деревья. Но миг этот так и не наступил. Шелест замер. Соловей возобновил песню. Даже в лунном сиянии лес выглядел теперь вполне обычным. И всё же у Люси осталось впечатление (какое бывает, когда пытаешься вспомнить имя или число и уже почти вспомнишь, но оно все-таки ускользнёт из памяти), будто она что-то упустила: словно она заговорила с деревьями на долю секунды раньше или на долю секунды позже, чем нужно, или сказала все нужные слова, кроме одного, или сказала лишнее слово.
Неожиданно она почувствовала себя страшно усталой. Она вернулась на бивуак, втиснулась между Сьюзен и Питером и через несколько минут уже спала.
Безрадостным и холодным было их пробуждение на следующее утро в сером полумраке леса (солнце ещё не взошло), в сырости и грязи.
– Яблоки, хей-хо, – произнёс Трам с печальной гримасой. – Должен сказать, что вы, древние короли и королевы, не перекармливаете своих придворных!
Они встали, дрожа и оглядываясь. Деревья росли густо, дальше чем на несколько ярдов в любую сторону ничего было не разглядеть.
– Я полагаю, ваши величества хорошо знают дорогу? – спросил гном.
– Я-то нет, – отвечала Сьюзен. – В жизни не видела этих лесов. На самом деле я с самого начала считала, что нужно идти вдоль реки.
– Тогда, я думаю, ты должна была сказать это вовремя, – с простительной резкостью отвечал Питер.
– Да не обращай ты на неё внимания, – сказал Эдмунд. – Она вечно ноет. Ты захватил свой карманный компас? Ну, тогда всё в полном порядке. Нужно только держаться на северо-запад, перейти эту речушку – как её там? – да, Стремнинку…
– Помню, – сказал Питер, – это та, которая впадает в большую реку возле бродов у Беруны, или моста у Беруны, как говорит Д.М.Д.
– Точно. Через неё и прямиком в гору, и мы будем у Каменного Стола (я имею в виду холм Аслана) в восемь или девять часов. Надеюсь, король Каспиан угостит нас хорошим завтраком!
– Хорошо, если ты прав, – заметила Сьюзен. – Я ничего такого не помню.
– Беда всех девчонок, – сказал Эдмунд Питеру и гному, – что они никогда не могут удержать в голове карту.
– Это потому, что у нас головы не пустые, – отозвалась Люси.
Сначала всё, казалось, шло хорошо. Они даже как будто нашли старую тропинку, но если вы что-то знаете о лесах, вам известно, что там всегда оказываются воображаемые дороги. Они исчезают минут через пять, и тогда вам кажется, что вы нашли другую тропу (но вы надеетесь, что это не другая, а продолжение той же самой), и она тоже теряется, а когда вы уже здорово сбились с нужного направления, вы понимаете, что ни одна из них не была тропой. Мальчики и гном, впрочем, были привычны к лесам и если порой обманывались, то через секунду видели свою ошибку.
Они брели около получаса (у троих из них все мышцы ныли после вчерашней гребли), когда Трам внезапно шепнул: «Стой». Все остановились. «Кто-то преследует нас, – сказал гном вполголоса. – Вернее, крадётся за нами: вон там, слева». Они стояли, вглядываясь и вслушиваясь, пока глаза и уши не заболели. «Нам с вами надо бы приготовить луки и стрелы», – сказала Сьюзен Траму. Тот кивнул, и когда оба лука были готовы, отряд снова двинулся вперёд.
Они прошли несколько десятков ярдов сквозь прелестный светлый лесок, старательно оглядываясь вокруг. Дальше начиналась чаща, подлесок сгущался. Как только они её прошли, что-то зарычало среди кустов и выскочило, как молния, ломая по пути ветки. Люси толкнули и сбили с ног; падая, она услышала звон тетивы. Когда она пришла в себя, то увидела большого, страшного серого медведя, лежащего мёртвым со стрелой Трама в боку.