Принц Каспиан (с иллюстрациями)
Шрифт:
Люси совсем выдохлась, но тут хвост и задние лапы Аслана исчезли за краем обрыва; последним усилием она вскарабкалась следом и, с дрожащими коленями, обессиленная, вышла на холм, к которому они стремились с тех пор, как покинули Зеркальный залив. Длинный пологий склон (вереск, трава и несколько очень больших камней, сияющих в лунном свете) тянулся вверх и скрывался среди мерцающих рощ, в полумиле отсюда. Люси узнала его. Это был холм Каменного Стола.
Звеня кольчугами, все остальные вскарабкались вслед за ней. Аслан плавно скользил впереди, они шли по пятам.
– Люси, – очень тихо сказала Сьюзен.
– Да? – отозвалась
– Я его теперь вижу. Мне стыдно.
– Это очень хорошо.
– Но всё гораздо хуже, чем ты думаешь. Я же поверила в него вчера. Когда он предупреждал, чтоб мы не шли в ельник. И я поверила в него ночью, когда ты нас будила. Я всё понимала, глубоко внутри. Или поняла бы, если бы позволила себе. Но я хотела одного – выбраться из леса и… ой, не знаю. И что же я ему скажу?
– Может быть, говорить особенно и не надо, – задумчиво ответила Люси.
Вскоре они достигли деревьев, и сквозь них дети увидели Великий Курган, Холм Аслана, воздвигнутый вокруг Стола, когда их уже не было в Нарнии.
– Наша сторона не очень-то хорошо несёт дозор, – прошептал Трам. – Нас должны были заметить раньше…
– Ш-ш-ш! – сказали остальные четверо, потому что Аслан остановился, обернулся и стоял лицом к ним, глядя столь величаво, что они радовались, насколько может радоваться тот, кто очень напуган, и боялись, как может бояться тот, кто очень обрадован. Мальчики шагнули вперёд, Люси за ними, Сьюзен и гном отпрянули.
– О Аслан! – воскликнул король Питер, опускаясь на одно колено и поднимая тяжёлую лапу Льва к своему лицу. – Я так рад. Я так виноват. Я вёл их не туда с самого начала, и особенно вчера утром.
– Мой дорогой сын, – сказал Аслан.
Затем он повернулся и приветствовал Эдмунда.
– Молодец, – вот что он сказал.
Потом, помолчав, произнёс глубоким и низким голосом:
– Сьюзен.
Сьюзен не ответила, но похоже было, что она плачет.
– Ты слушалась страхов, дитя, – произнёс Аслан. – Подойди, дай мне дохнуть на тебя. Забудь обо всём. Стала ли ты снова храброй?
– Немножко, Аслан, – отвечала Сьюзен.
– А теперь! – произнес Аслан гораздо громче, и в голосе его слышалось рычание, и хвост хлестал по бокам. – А теперь, где этот маленький гном, этот прославленный меченосец и лучник, который не верит во львов? Поди сюда, сын Земли, поди СЮДА! – в последних словах был уже не отзвук рычания, а самый настоящий рык.
– Видения и наводнения! – почти без голоса простонал Трам. Дети, которые знали Аслана и видели, что гном ему нравится, не тревожились, иное дело Трам, никогда не видевший львов, тем более – Льва. Однако он сделал единственную разумную вещь – вместо того чтобы кинуться наутёк, неверным шагом двинулся к Аслану.
Аслан бросился на него. Вы когда-нибудь видели, как мама-кошка держит в зубах своего маленького котёнка? Это было что-то вроде этого. Гном, сжавшийся в жалкий комочек, свисал изо рта у Аслана. Аслан встряхнул его, кольчуга задребезжала, как связка ключей, а затем – аллё-гоп! – гном взлетел в воздух. Он был в такой же безопасности, как в собственной постели, но он-то этого не знал. Огромные бархатные лапы подхватили его нежно, как материнские руки, и поставили на землю.
– Сын Земли, будем ли мы друзьями? – спросил Аслан.
– Д-д-да, – прохрипел гном, все ещё не в силах отдышаться.
– Ну вот, – сказал Аслан. – Луна заходит. Обернитесь: брезжит рассвет. Мы не можем терять времени. Вы трое, сыны Адама и сын Земли, ступайте в Курган и разберитесь с тем, что там обнаружите.
Гном всё ещё не обрёл голоса, а мальчики не осмелились попросить Аслана пойти с ними. Все трое выхватили мечи, отсалютовали, затем повернулись и, звеня, ушли во мрак. Люси не заметила в их лицах и тени слабости, оба – и Верховный Король, и король Эдмунд – казались скорее мужчинами, чем мальчиками.
Девочки, стоя подле Аслана, провожали их взглядом. Освещение изменилось. На востоке над горизонтом, как маленькая луна, сияла Аравир, утренняя звезда Нарнии. Аслан, который, казалось, ещё вырос, поднял голову, тряхнул гривой и зарычал.
Звук, глубокий и пульсирующий вначале, как орган, начинающийся с низкой ноты, взмыл и стал громче, и ещё, и ещё громче, пока от него не задрожали земля и воздух. Он поднимался с холма и плыл над всей Нарнией. Внизу, в лагере Мираза, люди просыпались, бледнели, уставившись друг на друга, и хватались за оружие. Еще ниже, на Великой реке, особенно холодной в этот предутренний час, из воды поднялись головки нимф и большая косматая голова речного бога. Дальше, в каждом поле и лесу, кролики выставляли из норок настороженные ушки, птички сонно вытаскивали клювики из-под крыла, совы ухали, лисицы тявкали, ежи хрюкали, деревья раскачивались. В городах и деревнях матери крепче прижимали детей к груди, а мужчины вставали, чтобы зажечь свет. Далеко на северной границе великаны выглядывали в тёмные двери своих замков.
Люси и Сьюзен увидели, как что-то тёмное стекается к ним со всех сторон. Сначала это напоминало чёрный туман, стелющийся по земле, потом – чёрные штормовые волны, которые, надвигаясь, вздымаются всё выше, и наконец стало тем, чем было на самом деле, – движущимися лесами. Все деревья мира спешили предстать перед Асланом. Однако, приближаясь, они всё меньше походили на деревья, и когда вся толпа, кланяясь, приседая и приветственно размахивая руками, собралась вокруг Люси, то девочка увидела, что все они приняли человеческое обличье. Бледные девушки-берёзы встряхивали головами, женщины-ивы отбрасывали волосы с задумчивых лиц, чтобы взглянуть на Аслана, царственные буки застыли недвижно, благоговея перед ним, огромные мужественные дубы, тонкие и меланхоличные вязы, пышноволосые остролисты (сами тёмные, но их жёны сверкали, украшенные яркими ягодами) и весёлые рябины – все склонялись и вновь выпрямлялись, крича: «Аслан! Аслан!» – кто хриплым, кто скрипучим, кто певучим голосом.
Танцующая толпа вокруг Аслана (потому что танец начался снова) стала такой тесной, хоровод – таким быстрым, что Люси растерялась. Она не могла бы ответить, когда заметила между деревьями скачущих людей. Один был юный, в одной лишь оленьей шкуре, с венком из виноградных листьев на голове. Лицо его казалось бы чересчур смазливым для юноши, не будь оно таким диким. Как сказал Эдмунд, увидев его через несколько дней: «Этот парень способен на что угодно – абсолютно на что угодно». У него было, похоже, много имен, Бромий, Бассарей, Овен – три из них. За ним следовала толпа девушек, таких же диких, как он сам. Появился даже, как ни странно, некто на ослике. И все смеялись, и все кричали: «Эван, эван, эвоэ-э-э».