Принц Каспиан (с иллюстрациями)
Шрифт:
Мальчики сразу приободрились. Нельзя не почувствовать себя сильным, когда смотришь на место, где одержал славную победу и получил королевство сотни лет назад. Питер и Эдмунд вскоре так увлеклись воспоминаниями о битве, что забыли про стёртые ноги и тяжёлое бремя кольчуг на своих плечах. Гном тоже заинтересовался.
Они все теперь перешли на скорый шаг. Идти становилось легче. Хотя слева всё ещё тянулись отвесные скалы, справа склон понижался. Вскоре это было уже не ущелье, а только долина. Водопады исчезли, и дети снова оказались в довольно густом лесу.
Затем –
– Быстро! Быстро! Назад! Ползком! – прохрипел Трам.
Они повернулись и поползли, извиваясь, вверх по склону, под прикрытием чащи, окружённые роем противно жужжащих мух. Стрелы свистели вокруг. Одна с резким стуком ударила в шлем Сьюзен и отскочила. Они поползли быстрей. Пот лил ручьями. Потом они вскочили и побежали, согнувшись почти вдвое. Мечи мальчики держали в руках, потому что боялись о них споткнуться.
Это было ужасно тяжело – всё время вверх, обратно тем же путем, которым они уже шли. Когда все почувствовали, что не могут дальше бежать, даже ради спасения собственной жизни, то бросились в сырой мох у водопада за большим валуном, тяжело дыша. С удивлением они увидели, как далеко забрались.
Они напряжённо вслушивались, но шума погони не услышали.
– И то хорошо, – сказал Трам, испуская глубокий вздох. – Они не обшаривают лес. Просто дозорные, я полагаю. Но это значит, что Мираз держит здесь сторожевой пост. Фляжки-коряжки! Чуть не попались.
– Я готов себе голову оторвать за то, что повёл вас этим путем, – сказал Питер.
– Напротив, – возразил гном, – во-первых, это не вы, а ваш царственный брат, король Эдмунд, первый посоветовал двинуться через Зеркальный залив.
– Боюсь, Д.М.Д. прав, – согласился Эдмунд, который совершенно искренне об этом забыл с тех пор, как события приняли неудачный оборот.
– С другой стороны, – продолжал Трам, – если бы мы пошли моим путем, то точно так же вышли бы на этот новый аванпост или, наконец, обходили бы его с таким же трудом. Думаю, этот маршрут через Зеркальный залив обернулся к лучшему.
– Нет худа без добра, – сказала Сьюзен.
– Пока одно худо, – отвечал Эдмунд.
– Я думаю, нам надо снова идти по самому ущелью, – сказала Люси.
– Лу, ты героиня, – произнес Питер, – ты имеешь право сказать «я же вам говорила». Пошли.
– А как только мы зайдём достаточно глубоко в лес, – добавил Трам, – что бы кто ни говорил, я разведу костёр и приготовлю ужин. Однако сначала нужно убраться отсюда подальше.
Не нужно описывать, как они потащились обратно по ущелью. Это было очень тяжело, но, как ни странно, ребята чувствовали себя бодрее. Пришло второе дыхание, а слово «ужин» всех окрылило.
Они ещё засветло добрались до ельника, доставившего им столько трудностей, и расположились в соседней лощине. Утомительно было собирать хворост, но все расслабились, когда загорелся костер и они стали готовить куски медвежатины, которые показались бы неприглядными всякому, кто провёл день в городской квартире. Гном готовил великолепно. Каждое яблоко (у них еще оставалось несколько штук) заворачивали в ломоть медвежатины – как обмазывают яблоки тестом, только толще, – надевали на палочку и жарили. Сок от яблока пропитывал мясо, как яблочный соус – жареную свинину. У медведя, что питается живностью, мясо не очень вкусное, другое дело медведи, которые предпочитают фрукты и мёд, – этот оказался именно таким. Ужин был поистине великолепен. И, разумеется, посуду мыть не пришлось – все просто лежали на спине, глядя на дым из трубки Трама, вытянув ноги и беседуя. Они почти не сомневались, что найдут короля Каспиана завтра и разобьют Мираза в несколько дней. Может быть, для этой уверенности не было никаких оснований, но так им тогда казалось.
Они заснули один за другим, но все очень быстро.
Люси пробудилась от самого глубокого сна, какой только можно себе представить, с ощущением, что голос, который она любит больше всего в мире, позвал её по имени. Сначала она подумала, что это был голос отца, потом поняла, что нет. Тогда она подумала, что голос принадлежал Питеру, но решила, что нет, и не ему. Вставать не хотелось – не потому, что она чувствовала себя усталой, наоборот, она удивительно отдохнула, всё, что болело, прошло, но потому, что ей было так необычайно хорошо и уютно. Они расположились на относительно открытом месте, и Люси видела прямо над собой нарнийскую луну, которая больше нашей, и звёздное небо.
– Люси, – снова послышался зов, но голос был не отца и не Питера. Она села, дрожа от радости, а не от страха. Луна так сияла, что лес вокруг был виден почти как днём, хотя казался ещё более диким. Позади неё был ельник, дальше вправо выступали вершины скал на той стороне ущелья, прямо перед ней лежала открытая поляна, за которой на расстоянии полёта стрелы росли деревья. Люси изо всех сил вглядывалась в них.
– Я уверена, что они шевелятся, – сказала она себе. – Они почти идут.
Она встала, чувствуя, как сильно колотится сердце, и пошла к ним. На опушке действительно стоял шум, как от сильного ветра, хотя ветра в ту ночь не было. И всё же шум был не совсем обычный. Люси ощущала мелодию, но не могла её уловить, как не могла понять слова, которыми деревья едва не заговорили с ней прошлой ночью. Во всяком случае, она различала ритм и, подойдя, почувствовала, что ноги её просятся танцевать. Теперь не было сомнений, что деревья действительно движутся – сходятся и снова расходятся, как в сложных фигурах сельского танца. («Конечно, – подумала Люси, – когда деревья танцуют, это должен быть очень, очень сельский танец».) Она была среди них.
Первое дерево, на которое она взглянула, показалось ей вовсе не деревом, а огромным человеком с косматой бородой и целой копной волос. Она не испугалась: такое она видела и раньше. Когда же она взглянула ещё раз, человек снова стал деревом, хотя по-прежнему двигался. Вы, конечно, не увидели бы, где у него ноги или корни, ведь деревья, когда движутся, не выходят из земли; они продвигаются в ней, как мы в воде. То же самое происходило с каждым деревом, на которое она смотрела. В один миг они были дружелюбными, милыми великанами и великаншами, в которые превращается древесный народ, когда добрая магия призывает его к жизни, в следующий – вновь казались деревьями. Но даже когда они казались деревьями, это были странные, человечные деревья, а когда людьми, это были странные ветвистые и лиственные люди, и всё время слышался тот же странный, ритмичный, шелестящий, свежий, весёлый шум.
– Они почти совсем проснулись, – сказала Люси. Она знала, что сама проснулась вполне, полнее, чем обычно бывает.
Она бесстрашно шла между ними, пританцовывая и поминутно уступая дорогу исполинским партнёрам. Но это лишь наполовину занимало её. Она стремилась дальше, туда, откуда позвал её дорогой голос.
Вскоре Люси миновала деревья (так и не решив, что же она делает – разводит руками ветки или в большом хороводе держится за руки, которые, протягивают ей, наклоняясь, огромные танцоры) и за их кольцом действительно обнаружила большую открытую поляну. Она остановилась посредине прелестного, волнующего смешения света и тени.