Принц Каспиан (с иллюстрациями)
Шрифт:
– И какое же? – спросил король.
– Безусловно отказать, – произнес Глозель. – Меня никогда не называли трусом, но я должен прямо заявить, что не желал бы встретить этого юношу в бою. И если (что весьма вероятно) его брат, Верховный Король, еще опаснее – ради вашей жизни, мой повелитель, следует всячески уклоняться от встречи с ним.
– Чума вас возьми! – вскричал Мираз. – Это совсем не тот совет, которого я просил. Думаете, я обратился бы к вам, если бы боялся этого Питера (если он вообще существует)? Думаете, я его испугался? Я ждал вашего совета по существу дела:
– На это я могу ответить вашему величеству, – сказал Глозель, – что вызов следует отвергнуть по всем соображениям. Лицо этого странного рыцаря сулит гибель…
– Вот, опять! – рассердился Мираз. – Вы пытаетесь представить дело так, что я ещё трусливей, чем ваша светлость?
– Ваше величество вольны говорить что угодно, – обиженно произнёс Глозель.
– Ты причитаешь, как старуха, Глозель, – сказал король. – Что посоветуете вы, милорд Сопеспиан?
– Не соглашайтесь, государь, – был ответ. – И то, что ваше величество сказали о сущности дела, весьма кстати. Это даёт вашему величеству повод для отказа, не затрагивающий вопроса о чести и храбрости вашего величества.
– Великие небеса! – вскричал Мираз, подскакивая. – Вы что, оба белены объелись? Вы думаете, я ищу поводов для отказа? Тогда уж прямо в лицо назовите меня трусом.
Разговор шёл в точности так, как желали оба лорда, поэтому они ничего не сказали.
– Я всё понимаю, – продолжал Мираз, уставясь на своих советников. Глаза его, казалось, вот-вот выпрыгнут из орбит. – Вы сами трусливы, как зайцы, и имеете наглость воображать, будто и я такой же! Повод для отказа, как же! Извинения, что не сражаюсь! Разве вы воины? Разве вы тельмарины? Разве вы мужи? И если я откажусь (как требует моё положение и военная целесообразность), вы будете думать и внушите другим, что я испугался. Так ведь?
– Ни один человек в возрасте вашего величества, – отвечал Глозель, – не прослывёт трусом среди разумных солдат, если откажется от поединка с великим воином в расцвете юности.
– Я, значит, мало что трус, так ещё и старикашка, из которого песок сыплется! – проревел Мираз. – Вот что я вам скажу, милорды. Своими бабьими советами, не имеющими отношения к делу, то есть к военной стратегии, вы добились совсем не того, чего хотели. Я собирался отказать. Теперь я приму вызов. Слышите, приму! Я не хочу терпеть позор из-за того, что колдовство или предательство заморозило вашу кровь.
– Мы умоляем ваше величество… – начал Глозель, но Мираз выскочил из шатра, и они услышали, как он выкрикивает свое согласие Эдмунду.
– Я знал, что он так и поступит, если его должным образом направить, – сказал Глозель. – Однако я не забыл, как он назвал меня трусом, и он за это заплатит.
Страшная суматоха поднялась на Аслановом холме, когда эта новость распространилась среди сподвижников Каспиана. Эдмунд с одним из советников Мираза размечали место для поединка, обозначая его кольями и верёвками. Два тельмарина уже стояли по углам, а третий – посередине одной из сторон, как маршалы турнира. Три других маршала должны были представлять Верховного Короля. Питер как
– Позвольте, ваше величество.
Питер обернулся и увидел старшего из Пухлых Медведей.
– Коли позволите, ваше величество, – сказал тот, – я медведь, то есть я-то.
– Вижу и притом не сомневаюсь, добрый медведь, – отвечал Питер.
– Да, – сказал медведь, – так это всегда было правом медведей, выставлять одного из маршалов турнира.
– Не позволяйте ему, – прошептал Трам Питеру. – Он славное создание, но он нас опозорит. Заснёт и будет сосать лапу. Даже перед лицом врага.
– Ничего не могу поделать, – сказал Питер. – Он совершенно прав. У медведей есть эта привилегия. Ума не приложу, как о ней помнили все эти годы, когда столько всего другого было забыто.
– Пожалуйста, ваше величество, – пробасил медведь.
– Это ваше право, – сказал Питер. – Ты будешь одним из маршалов. Но запомни, ты не должен сосать лапу.
– Я и не буду, – обиженно отвечал медведь.
– Да, но сейчас ты ее сосёшь, – промычал Трам.
Медведь выдернул лапу изо рта и притворился, будто не слышал.
– Государь! – раздался тоненький голос где-то внизу.
– А, Рипичип! – сказал Питер, поискав глазами вверху, внизу и вокруг, как это обычно делают люди, когда к ним обращается мышь.
– Государь, – произнёс Рипичип. – Моя жизнь в вашем распоряжении, но моя честь принадлежит мне. Государь, единственный трубач в воинстве вашего величества – из моего народа. Я полагал, что нас пошлют с вызовом. Государь, мой народ обижен. Возможно, если вам угодно будет назначить меня маршалом турнира, это их успокоит.
На этом месте его прервал громоподобный шум – великан Ветролом разразился не слишком умным смехом, приступам которого подвержены даже лучшие из великанов. Но он быстро совладал с собой и к тому времени, как Рипичип поднял глаза, выясняя, откуда шум, стоял уже серьёзный, как репа.
– Боюсь, это невозможно, – произнес Питер без тени улыбки. – Некоторые люди боятся мышей…
– Я замечал это, государь, – сказал Рипичип.
– …и будет нечестно по отношению к Миразу, – продолжал Питер, – если он увидит перед собой то, что может хоть немного ослабить его храбрость.
– Ваше величество – зерцало чести, – произнёс Мыш с изысканным поклоном. – Я всецело с вами согласен… Мне показалось, что я только что слышал чей-то смех. Если кто-то из присутствующих хочет испытать на мне своё остроумие, я весь к его услугам – как и моя шпага.
Ответом было глубокое молчание, которое нарушил Питер, сказав:
– Великан Ветролом и кентавр Громобой будут нашими маршалами. Поединок состоится в два часа пополудни. Обед ровно в полдень.
– Слушай, – сказал Эдмунд, когда они уходили. – Надеюсь, все нормально? Я хочу сказать, ты ведь сможешь его побить?