Принц Лестат
Шрифт:
И вот, незадолго дл того, как мы покинули штаб-квартиру на Яве, она добилась того, что Великое Семейство стало целиком и полностью независимо от нее. Она призналась мне, что на это потребовались годы. Семья огромна, отдельные ее ветви обитают почти во всех странах мира. Первые десять лет нового тысячелетия Маарет провела у юристов и банкиров. Она создавала архивы и библиотеки, чтобы семейство выжило и без ее помощи.
– Вполне понятное дело, – заметил Дэвид. – Устала, наверное. Хочет отдохнуть. Да и весь мир за последние тридцать лет неузнаваемо переменился, Джесси. Все эти
– Твоя правда, Дэвид, но не будем забывать, что Великое Семейство для нее значило. Мне не нравится видеть ее такой усталой. Не нравится слышать в ее голосе изнеможение. Я много раз спрашивала ее, продолжит ли она вести наблюдение, как прежде, пусть даже более не играет никакой роли официально.
– Ну разумеется, продолжит, – предположил Дэвид.
– Она сказала – нет, – ответила Джесси. – Сказала, ее время с Великим Семейством окончено. И напомнила, что именно ее вмешательство в мою жизнь, как она это назвала, ее общение со мной в роли милой тети Маарет и повлекло за собой мой переход в наш мир.
Чистая правда. У Маарет водилась привычка навещать многих своих потомков-смертных. Особенно же она привязалась к юной Джесси. А Джесси в юности провела слишком много времени в обществе вампиров, чтобы не понять: этих «людей» отделяет от остальные некая глубокая тайна. Так что Маарет была права.
– Мне это все не понравилось, – продолжила Джесси. – Мне стало страшно, но когда я пристала к Маарет, она сказала – так надо. Мы живем в эпоху Интернета, когда любой факт проверяется столь тщательно, что хранить былые тайны просто немыслимо.
– Сдается мне, она и в этом права, – промолвил Дэвид.
– Она сказала: информационная эпоха являет собой немыслимые трудности для любого народа или общества, основанного на тайне. Сказала – те, кто живет сегодня, еще не осознали весь масштаб кризиса.
– И она снова права, – вставил Дэвид.
Я не хотел признавать вслух, но тоже вынужден был согласиться. Великую международную римско-католическую церковь эпоха Интернета и гласности повергла на колени. И это лишь один из подобных институтов.
Постоянные передачи Бенджи, блоги и вебсайты. Бродячие вампиры-отщепенцы с их вечными айфонами и фотографиями. Мобильная спутниковая связь, неизмеримо превосходящая телепатию, если надо связаться с кем-нибудь в любой части света. Революционные новинки, которые раньше и вообразить было нельзя.
– Она сказала: прошли те времена, когда бессмертный мог опекать группку людей – как вот она опекала Великое Семейство. Сказала, не сделай она того, что сделала сейчас, никакие древние записи не выдержали бы современных методов расследований. Поймите, она сказала – никто и никогда не смог бы по-настоящему понять, кто она такая и что сделала ради Великого Семейства. Мы все должны понимать: смертные всегда будут считать, что это просто-напросто выдумки, художественная литература – даже если сами прочтут все в книгах Лестата. Но рано или поздно новые поколения семьи возьмутся за новые исследования, на новом, непредставимо-глубоком уровне. Если бы Маарет не скрылась и не замела следы, все потонуло бы
– Покой, – почтительно повторил Дэвид.
– Да. В ней чувствовалась глубокая печаль, меланхолия.
– И в то же время она не проявляла интереса ни к чему другому, – вспомнил Дэвид.
– Именно, – подтвердила Джесси. – Ты совершенно прав. Она часами слушала передачи Бенджи из Нью-Йорка, его постоянные сетования, что мы – племя сирот, что кровопийцы лишены родительского попечения. Слушала и повторяла: да-да, он прав.
– Выходит, она на него не сердилась, – удивился я.
– Ничуть, – кивнула Джесси. – Но я вообще ни разу не видела, чтобы она на кого-нибудь сердилась. Я видела только как она грустит.
– А Мекаре? – спросил я. – Она-то как поживает с тех пор, как убили Акашу? Этот вопрос давно уже не дает мне покоя, хоть я и не очень хотел в том признаваться. Как поживает истинная Царица Проклятых?
Я прекрасно знал, что Мекаре с самого начала казалась все такой же, как прежде – необщительной, онемевшей не только телом, но и духом. Таинственным существом, любившим лишь одно-единственное создание на белом свете: свою сестру-близнеца, Маарет.
– Она никак не изменилась за эти годы? – спросил я.
Джесси ничего не ответила, лишь молча поглядела на меня. Лицо ее дрогнуло. Я уж думал – расплачется, но она сумела снова взять себя в руки и перевела взгляд на Дэвида.
Тот откинулся на спинку дивана и глубоко вздохнул.
– Мекаре никогда и никак не показывала, понимает ли, что с ней произошло, – ответил он. – Поначалу-то Маарет еще надеялась.
– Если в ней и жив еще разум, – промолвила Джесси, – никто не в силах до него достучаться. Не знаю, сколько времени потребовалось моей тете, чтобы с этим смириться.
Я не был удивлен – но пришел в ужас. Всякий раз, когда только жизнь сводила меня с Мекаре, я чувствовал себя крайне неуютно. Нелегко иметь дело с существом, что внешне напоминает человека, но более им не является. Как ни крути, а все вампиры на самом-то деле люди – и никогда не прекращали быть людьми. Они могут утверждать, что являются людьми лишь в большей или меньшей степени – но все равно все они люди, с людскими мыслями, желаниями, человеческой речью. Лицо же Мекаре было не выразительней звериной морды: столь же загадочное и непостижимое. Лицо существа, с виду наделенного разумом, но совсем иным, чем мы все.
– О, она понимает, когда сестра рядом, и умеет выказать любовь к ней, – сказал Дэвид, – но помимо этого я никогда не слышал, чтобы Мекаре высказывала хоть какую-то внятную и членораздельную мысль. Джесси тоже о таком не слыхивала. Насколько мне известно, и Маарет тоже.
– Но она остается кроткой и послушной? – уточнил я. – Она же всегда была очень и очень покорной, да? В этом тоже все по-прежнему?
Ответом мне стало молчание. Джесси беспокойно покосилась на Дэвида и снова повернулась ко мне, точно только сейчас расслышала мой вопрос.