Принц Лестат
Шрифт:
– Ну так вот. Маарет захотела отыскать одного из этих древних – не из тех, кто недавно восстал – а того, кого Сет считал особенно мудрым. Этот вампир теперь живет в Швейцарии на берегу Женевского озера и оставил заметный след в мире людей. Со времен античности он поддерживал что-то вроде большой вампирской семьи. Собственно говоря, вампир Флавий – его доверенный друг и последователь.
– А как он звался среди нас? – спросил я.
– Этого Маарет мне никогда не говорила. Но я знаю, что он неизмеримо богат и богатство его связано с фармацевтическими корпорациями и вложениями. Помню, Сет как-то упоминал об этом. И вот Маарет отправилась в Швейцарию, чтобы найти его. Она мне часто звонила оттуда.
– По телефону?
– Она никогда
Я кивнул.
– Как я поняла, она полюбила этого древнего из Женевы. Восхищалась тем, какую жизнь он создал для себя самого и своих подопечных. Она не открылась ему, лишь наблюдала за ним издали – через разумы тех, кого он любил. Однако она и сама его полюбила. Звоня мне, она, по очевидным причинам, не называла ни имени его, ни точного адреса, но рассказывала с неизменным восторгом. Этот вампир был инициирован самой Акашей – чтобы сражаться с бунтовщиками вроде Маарет, Мекаре и Хаймана. Они, мятежники, звались Первым Поколением, а этот вампир был капитаном Царской Крови. Но Маарет сказала – древние распри более не имеют для нее никакого значения. Во время наших телефонных бесед она не раз повторяла мне, как многому ее научило наблюдение за этим созданием, как заразителен его энтузиазм к жизни. Я считала, это идет ей на пользу.
Я видел, что Дэвид раньше и не слыхал об этом – и теперь завороженно внимал ее словам.
– И это лишь один из многих бессмертных, о которых мы знать не знали и ведать не ведали? – тихонько спросил он.
Джесси кивнула.
– А еще она сказала, этот женевский вампир трагически влюблен в Лестата. – Она посмотрела на меня. – Безумно любит твою музыку, твои книги, твои размышления – и трагически убежден, что, доведись вам встретиться и побеседовать обо всех идеях, теснящихся у него в голове, он обрел бы в тебе родную душу. По всей видимости, свою вампирскую семью он тоже очень любит, но они устали от его неуемной жажды жизни, от его бесконечных раздумий о судьбе нашего племени и переменах, что мы претерпеваем. Ему кажется, ты поймешь его. Маарет не говорила мне, согласна она с ним или нет. Она хотела познакомиться с ним. Всерьез об этом раздумывала. И у меня сложилось впечатление, что она и тебя хотела взять с собой. Но все же она покинула Женеву, так и не приблизившись к нему. Все ее планы и чаяния – они тоже очень скоро переменились.
– Что же случилось? Почему она не открылась ему? – настойчиво спросил я. У меня никогда не возникало сомнений, что Маарет способна в любой момент отыскать меня. Да и тот могучий вампир из Женевы, скорее всего, тоже. Ну в смысле, не так уж трудно меня и найти.
– О, еще как трудно, – ответила Джесси на мою невысказанную мысль. – Ты очень ловко прячешься.
– Ну так что!
– Давайте вернемся к рассказу, – попросил Дэвид.
– Все из-за того, что случилось в поместье за время ее отсутствия, – пояснила Джесси. – Я оставалась там с Хайманом, Мекаре и несколькими молодыми кровопийцами, изучавшими архивы. Не знаю точно, кто это был. Маарет привела их незадолго до своей поездки. Мне известно лишь, что она лично одобрила каждого из них и дала им допуск к древним записям. Ну а мы с Хайманом на двоих, так сказать, поддерживали огонь в очаге. И вот как-то раз я отправилась на пару ночей поохотиться в Джакарте, а Хайман остался один.
Вернувшись, я обнаружила, что половина поместья выгорела в пламени пожара, часть молодых вампиров – а быть может, и все – испепелены, а Хайман в полном шоке. Маарет тоже вернулась – инстинкт подсказал ей, что она нужна здесь. Разрушения были ужасны. Начисто сгорели многие крытые дворики, некоторые библиотеки. Древние свитки, таблички – все пропало. Но ужаснее всего были останки тех, кто сгорел заживо.
– И кто
– Честно, даже не знаю. Маарет не называла мне имен.
– Но разве сама ты не встречалась с этими юными вампирами? Уж верно, ты запомнила хоть кого-то из них!
– Прости, Лестат, – покачала головой Джесси, – я не запоминаю их, не знаю ни в лицо, ни по имени. Все они были молоды, очень молоды. Там всегда крутилась какая-нибудь молодежь. Одни уходили, другие приходили. Маарет приводила их туда. Я не знаю, кто погиб. Просто не знаю.
Дэвид сидел в полном потрясении. Конечно, он, как и я, уже видел развалины. Но слышать, как это все произошло – совсем другое дело.
– А что рассказал Хайман? – спросил он.
– То-то и оно. Он не помнил, что произошло. Не мог вспомнить, где он был, что делал, что видел за время моего отсутствия. Он жаловался на помутнение в голове и даже физическую боль, самую настоящую боль. Хуже того, он то и дело терял сознание, прямо у нас на глазах. Бредил, бормотал, говорил то на древнем наречии, а подчас на других, неведомых мне, языках. Нес всякую чушь. А иногда словно бы разговаривал с кем-то у себя в голове.
Я мысленно сделал себе заметку – и закрыл свой разум от всех остальных, точно склеп.
– Он явно страдал, – продолжила Джесси. – Спрашивал Маарет, как унять боль. Умолял ее облегчить его страдания, словно они снова оказались в Древнем Египте, и она была знахаркой. Говорил, словно бы у него что-то засело в голове, и от этого очень больно. Просил вытащить эту штуковину. Спрашивал, способен ли вампирский доктор, Фарид, вскрыть ему череп и извлечь чужеродное тело. Постоянно переходил на древние наречия. На меня обрушился каскад самых невероятных и ярких образов. У меня сложилось впечатление, будто ему казалось, он перенесся в те времена. Он был болен и не в себе.
– А Мекаре?
– Почти такая же, как всегда. Но не совсем.
Джесси умолкла.
– Что ты имеешь в виду? – не утерпел я.
Она стерла возникшие у нее в голове образы так быстро, что я не успел их уловить. Стала подыскивать слова.
– Ну, Мекаре всегда держалась очень степенно, величаво. Но когда я только примчалась в поместье и только-только успела увидеть обгоревшие балки и рухнувшие кровли, как вдруг в одном из переходов наткнулась на Мекаре, и она была совсем другой – оживленной, бодрствующей. Я даже сперва не узнала ее. – Джесси снова умолкла и отвернулась, но потом снова посмотрела на нас. – Не знаю, как объяснить. Она стояла, свесив руки по бокам и прислонившись к стене. И смотрела на меня.
В голове у нее снова вспыхнул яркий образ. Я видел его. И Дэвид, конечно, тоже.
– Я понимаю, со стороны кажется – сущий пустяк. – Джесси говорила тихо-тихо, едва слышно, словно бормотала себе под нос. – Но говорю вам: никогда прежде я не видела, чтобы она так на меня глядела – как будто вдруг узнала меня, как будто в ней вдруг пробудился разум. Мне почудилось – я встретила незнакомку.
Да, я понимал, о чем это она. И Дэвид тоже. Но все это было так зыбко, так неопределенно.
– Честно, я ее даже испугалась. Очень испугалась. Других вампиров я, по самоочевидным причинам, ни капли не боюсь. А вот ее в тот момент испугалась. На лице у нее было такое не свойственное ей выражение. А ведь она просто смотрела на меня. Я словно окаменела. Думала – а ведь у этого создания вполне бы хватило могущества на все это вот: на то, чтобы устроить пожар, испепелить молодняк. Она и меня может испепелить. Но и Хайман, конечно, тоже мог бы все это сделать, и я не знала еще, что он ничего не помнит. Тут прибежала Маарет, обняла сестру – и Мекаре словно бы стала сама собой. Взгляд у нее расплылся, сделался безмятежным, почти незрячим. Она выпрямилась и сразу стала мягче, приобрела обычную плавность и грацию – и пошла прочь типичной своей походкой: платье колышется, голова чуть склонена. Она обернулась на меня, и глаза ее были пусты. Совершенно пусты. Но все равно это были ее глаза, если понимаете, что я имею в виду.