Принц Лестат
Шрифт:
– Союзники, – поправила та.
– И Мекаре дала себя обследовать?
– Целиком и полностью. Кротко, как ягненок. На моей памяти Мекаре никогда никому и ни в чем не препятствовала. Никому и ни в чем. Так что они провели обследования. С ними было много врачей из молодняка, а вместе с Фаридом всегда работал сам Сет. Встреча с ним напугала меня. Да и Хаймана тоже. Хайман знал его, еще когда Сет был ребенком – наследным принцем Кемета. Причастившись Крови, Акаша вскоре отослала мальчика от себя. Хайман и не подозревал, что тот тоже стал кровопийцей. Он боялся его, боялся, что древние
– Я давно прекратил попытки овладеть языком науки, – признался я. – Никогда не думал, что он мне потребуется. А теперь вот жалею, меня там не было. Хотя я бы все равно ничего не понял.
И все же я слегка кривил душой. Я покинул Фарида и Сета по собственному желанию много лет назад, хотя они рады были бы, останься я с ними навсегда. Я бежал от их целеустремленности и решительности, от тех истин, что они могли открыть.
– И каков, во имя дьявола, был результат? – резко спросил я, не в силах более сдерживаться. – Что, черт возьми, они обнаружили?
– Сказали, Мекаре начисто лишилась интеллекта, – ответила Джесси. – Сказали, мозг у нее в голове атрофировался. Сказали, признаков мозговой деятельности у нее не больше, чем у человека в коме, живущего только за счет стволовой части мозга. По всей видимости, она была погребена так долго – скорее всего, в какой-нибудь пещере, хотя точно никто не знает, что это затронуло у нее даже зрение. Со временем самая могущественная вампирская кровь в атрофированных частях мозга у нее затвердела. Я этого постичь не в состоянии. Конечно, им потребовалось три ночи, чтобы все это высказать со множеством оговорок, уточнений и разъяснений, но суть такова.
– А как насчет остального? – спросил я.
– Чего именно? – поинтересовалась Джесси.
Я посмотрел на нее, потом на Дэвида. Оба взирали на меня с превеликим изумлением. Я поразился.
– Насчет Священного Источника?
Джесси ничего не ответила, зато вмешался Дэвид:
– Ты спрашиваешь, способны ли были все эти бесчисленные диагностические инструменты обнаружить Священный Источник?
– Ну конечно! Тоже мне вопрос! Фарид заполучил в свое распоряжение саму Мать. Не думаете же вы, будто он искал в ней какого-нибудь паразита с собственной мозговой активностью?
Они смотрели на меня, точно я свихнулся.
– Фарид говорил мне, – не унимался я, – что то создание, Амель, точно такое же существо, как и мы: то есть состоит из клеток, имеет определенные границы – и его можно познать научными методами. Фарид мне очень понятно объяснял. Я просто не мог тогда понять все его умопостроения, но он яснее ясного дал понять, что одержим желанием выяснить физические свойства Священного Источника.
Ох, и почему я так плохо слушал? Почему представлял себе будущее Фарида так пессимистично? Почему выступал в роли мрачного пророка Апокалипсиса?
– Ну, если они что-нибудь и нашли, то я об этом не слышала, –
– Что насчет меня?
– Когда ты пил кровь Акаши. Когда держал ее в объятиях. Слышал ли ты что-нибудь, замечал ли? Ты же находился в непосредственном контакте со Священным Источником.
Я покачал головой.
– Нет, ничего такого не замечал. Она многое мне показывала: образы и видения – но все они всегда исходили от нее, всегда от нее. Во всяком случае, насколько мне известно.
Однако, должен признать, это был интересный вопрос.
– Я же не Фарид, – пробормотал я. – Признаюсь, у самого меня о Священной Сердцевине имеются лишь весьма смутные идеи, да и те лишь религиозного характера.
Я мысленно возвращался к тому, как Маарет рассказывала мне о происхождении вампиров. Амель вошел в Великую Мать, и самого Амеля не стало. Во всяком случае, так рассказали Маарет духи. То, что когда-то было Амелем, невидимое, но огромное, ныне текло по венам огромного числа вампиров – большего, чем когда-либо в истории. Так посаженный в землю корешок дает жизнь мириадам растений, сам теряя при этом былую форму, границы, саму суть корня.
Даже спустя столько лет мне все еще не хотелось говорить о былой близости с Акашей – о тех временах, когда я был возлюбленным Царицы и пил ее кровь, густую, липкую и могущественную. Я не любил вспоминать ее темные глаза, напитанную светом белую кожу, лукавую улыбку. Подумать только – это божественное лицо, эта воплощенная невинность у той, что хотела завоевать все человечество и мечтала стать царицей небесной!
– А Мекаре? Ты никогда не пила ее кровь? – спросил я.
Джесси снова устремила на меня долгий взгляд, точно вопрос мой был просто неприличен, а потом покачала головой:
– Не думаю, что кто-либо когда-нибудь приближался к Мекаре ради крови. Никогда не видела, чтобы Маарет пила ее кровь – или предлагала ей свою. Не думаю, что они это когда-нибудь делают или делали с того самого первого раза.
– Есть у меня глубокое подозрение, что, попробуй кто испить ее крови, – заметил Дэвид, – она сочла бы это нападением и уничтожила бы обидчика, причем, скорее всего, как-нибудь грубо, например кулаком.
Кулаком. Кулаком, которому шесть тысяч лет. Есть о чем призадуматься. Бессмертная шести тысяч лет от роду способна кулаком разнести этот самый отель, где мы сидим, если у нее вдруг появится желание – и время.
Акашу Мекаре уничтожила очень грубо и незатейливо, уж это точно: взяла и швырнула спиной на застекленное окно, да с такой силой, что разбила стекло. Я снова мысленно видел случившееся, видел, как огромный зазубренный пласт стекла падает, точно лезвие гильотины, и отсекает Акаше голову. Но я видел не все. Должно быть, всего не видел никто, кроме Маарет. Как именно Акаше размозжило череп? О, какая загадка: сочетание уязвимости и непреодолимой силы.
– Не слышал, чтобы Мекаре хоть как-то осознавала свое могущество, – сказал Дэвид, – осознавала, что наделена Облачным, Мысленным или Огненным Даром. Судя по вашим рассказам, она налетела на Акашу как равная на равную, не более того.