Принц со шрамом
Шрифт:
— Вы не священник.
Я наклоняюсь ближе.
— Но я могу быть твоим спасителем.
— Вы собираетесь убить и ее? — спрашивает он.
У меня в груди все сжимается. Есть только одна она, о которой, как я предполагаю, он говорит, и она не та, кому я намерен причинять вред.
— Боюсь, тебе нужно быть более конкретным.
— Мою кузину.
Я сжимаю челюсть, и он не упускает этого движения, легкая ухмылка пробивается сквозь его усталость.
— Вы плохо это скрываете,
Раздражение проникает в меня.
— Не говори о ней при мне, — выплюнул я.
Он смеется.
— Я привёз её сюда, чтобы убить Вас, глупец.
Что-то темное поселяется в моей груди от его слов, хотя я не сомневаюсь, что он говорит правду. Я всегда знал, что под ее внешностью что-то скрывается; гнусные поступки с невинным лицом. Это объясняет кинжалы на ее бедре, огонь в ее дыхании и глаза, которые смотрят сквозь приоткрытые двери и беззвездные ночи.
Но до прошлой ночи, я уверен, она не знала, что я — король мятежников.
Интересно, от этого она больше или меньше хочет меня убить?
Мой член твердеет при мысли о её гневе.
— Это меня нисколько не удивляет, — смеюсь я. — Будь честен, Ксандер. Кто подговорил ее на это?
Потянувшись в карман, я достаю спички Люцифера, выбираю одну и поднимаю над его головой. — Скажи мне быстро, или я зажгу этот огонь и сожгу каждый дюйм твоей кожи. А потом потушу его, и мы сможем играть в эту игру снова и снова, пока пламя не сожрет твои мышцы и нервы, — я смотрю на спичечный коробок. — Я слышал, что это самый ужасный способ умереть.
Он сжимает губы, и я усмехаюсь, поднося спичку к огню.
— Ты такой зануда.
— Мой отец! — кричит он, его голос звучит хрипло и болезненно. — Она должна была избавить мир от тебя и твоего жалкого подобия брата, чтобы род Беатро наконец занял свое законное место.
Моя голова откидывается назад от смеха.
— Ты никогда бы не стал следующим в очереди на трон.
— У нас есть поддержка Тайного совета, — хрипит он, его взгляд переходит на спичку в моей руке. Вот это меня удивляет, мои брови поднимаются к линии волос.
— Значит, государственный переворот? — я прищёлкиваю языком. — Я впечатлен.
Вздохнув, я подношу спичку к коробку, звук ее удара о бок словно музыка для моих ушей.
— Еще одно признание, Ксандер, — я наклоняюсь, жар пламени посылает по моим венам волнение. — Это ты влил яд в горло моего отца?
Он сглатывает, осознание его дальнейшей судьбы оседает в его глазах.
— Нет. Это был Ваш брат, — говорит он.
Я не удивлена, но предательство все равно жжет.
— Мы с Вашей мамой просто подтолкнули его в нужном направлении.
Кивнув, я поднимаю над ним руку.
— Да помилует
Керосин быстро загорается, когда я бросаю спичку, его кожа вспыхивает и начинает полыхать. Я отхожу назад, закрываю глаза и наслаждаюсь мучительными криками, ярость бурлит, как ураган, в центре моего нутра.
44. Сара Б.
Мои лезвия остры.
Я не меняла одежду со вчерашнего вечера, когда мой мир перевернулся с ног на голову.
Вместо этого я сидела перед камином, перебирая в уме всё, что я знаю наверняка. И единственный вывод, к которому я пришла, — это то, что я устала от игры в ожидание. Ждать указаний от других людей, которым я не уверена, что могу доверять. Я больше не хочу играть идеальную роль, желая стать королевой. Я просто хочу, чтобы они умерли.
Это единственное, что пульсирует в моих внутренностях, изливаясь из того места, где должен быть бьющийся орган; я наполовину уверена, что моя извращенная потребность в мести — единственная причина, по которой оно все еще бьется.
Можно ли умереть от разбитого сердца?
Меня не волнует политика и сохранение целостности короны — все эти вещи, как говорил мне дядя, были необходимы, чтобы страна не разошлась по швам после падения династии Фаасов. Но я всю ночь прокручивала в уме его слова, и что-то не сходится.
Если бы я не была уже разбита на тысячу кусочков, возможно, я бы почувствовала стыд за то, как легко мной манипулировали. А так я чувствую лишь пустоту, которая приходит после разочарования.
Густой туман стелется по деревьям и покрывает холодную землю, капли росы образуются на травинках, когда я выхожу из главного замка и иду через двор к собору.
Я уверен, что сегодня будет мой последний день на этой земле. У меня нет иллюзий, что он закончится чем-то иным, кроме смерти. Я приму её с распростертыми объятиями, если только расправлюсь с теми, кто причинил мне зло.
Несмотря на это, я хочу помолиться.
Не об отпущение грехов — в моей душе нет раскаяния. Но о ясности. Цели.
Мои пальцы обхватывают прохладные металлические ручки на входе в церковь, я открываю двери и вхожу в просторное помещение, мой взгляд останавливается на одинокой фигуре, стоящей перед алтарем, его руки в карманах, его татуировки выставлены напоказ, когда он смотрит на скульптуру Иисуса на кресте.
Слезы наворачиваются на глаза, грудь сдавливает так сильно, что кажется, будто она разорвется пополам. Я сглатываю их, отказываясь давать им упасть.
Как можно тише я вытаскиваю клинок из плаща и прижимаю его к дрожащей ладони.