Принц со шрамом
Шрифт:
— Не смотри на меня так, Шейна. Иди сюда и помоги мне, — шиплю я.
Она издала небольшой смешок, прежде чем подойти и протянуть его мне.
— Марисоль, наверное, слепа как летучая мышь, — укоряет она. — Твои волосы — абсолютное крысиное гнездо, и на тебе явно нет никакой одежды, — ее глаза сверкают.
Причитая, я хватаю шелковый халат из ее рук, прикрываясь как можно лучше, когда отбрасываю плед и встаю, чтобы надеть его. Мои мышцы стонут в знак протеста, и снова острый удар пронзает центр моего тела, заставляя меня вздрогнуть
Мне нравится это ощущение.
Странно, но боль успокаивает; напоминает о том, что Тристану не все равно. Из всех в моей жизни, включая Шейну и дядю, он единственный, кто пришел и обнимал меня всю ночь. Кто отвлек мой разум и позволил мне сломаться в его объятиях, давая мне свою силу, потому что он знал, что у меня её нет.
— Тихо, — огрызаюсь я, хотя не могу сдержать ухмылку, которая кривится в уголках моего рта.
Она хихикает.
— Ну, хотя бы сотри со своего лица свежеоттраханное выражение.
Я задыхаюсь, пихаю её в плечо, позволяя улыбке вырваться на свободу.
— Следи за языком, Шейна! Господи, что случилось с моей подругой? Я никогда не слышала, чтобы ты разговаривать так грубо.
Завязывая пояс халата, я оглядываюсь вокруг, сокрушаясь, что кровать в таком беспорядке.
— Не волнуйся, — говорит она. — Я позабочусь об этом.
Вздохнув с облегчением, напряжение спадает с моих плеч, и я протягиваю руку, взяв ее предплечье в свою ладонь.
— Мы можем провести этот вечер вдвоем?
Надежда расцветает в моей груди, я хочу почувствовать хоть какое-то ощущение нормальности, зная, что у меня ее не было с тех пор, как я приехала в Саксум и начала это долгое, мучительное путешествие.
Ее глаза закрываются, и она отводит взгляд.
— Конечно.
Моя грудь вздымается, улыбка исчезает с лица из-за отсутствия энтузиазма.
— Если ты занята…
— Для Вас, миледи? Никогда, — она усмехается, сжимая мою руку. — Твоя ванна, наверное, уже готова.
Беспокойство разливается в воздухе и оседает на мне, как одеяло, когда я смотрю, как она перемещается к моей кровати и снимает простыни, и это чувство остается до конца утра; пока мой корсет затягивается, волосы укладываются и закалываются, а на щеки наносятся свежие румяна.
Единственное, что отвлекает меня, — это поход в столовую, где мы сталкиваемся с Полом.
Мое сердце замирает при виде его.
— Пол.
Я спотыкаюсь и останавливаюсь посреди тускло освещенного зала, Марисоль, которая решила, что это ее обязанность — сопровождать меня сюда, останавливается позади меня.
— Миледи, — говорит она. — У нас нет…
Я поворачиваюсь к ней, мои глаза сужаются, а челюсть сжимается.
— Марисоль, столовая прямо там, — я указываю на двери в конце коридора. — Ты была отличной сторожевой собакой, и я ценю, что ты привела меня сюда. Но ты свободна.
Уголок лица Пола слегка приподнимается, хотя легко заметить печаль, наполняющую его глаза.
— Сейчас, —
Она хмыкает.
— Вы не можете оставаться наедине с мужчиной в коридоре, миледи. Это неприлично.
— Позволь мне побеспокоиться об этом.
Я делаю шаг к ней, и она напрягает плечи.
— Я устала от того, что ты всегда споришь со мной. Я вижу, что быть главной для тебя важно, и хотя я уважаю это, я любезно напоминаю тебе, что ты никогда не будешь командовать мной.
Ее губы истончаются, но она сгибается в реверансе, прежде чем отправиться по коридору, скорее всего, чтобы настучать на меня, как на ребенка. Я поворачиваюсь обратно, чтобы уделить внимание Полу, моя грудь напрягается, когда я замечаю глубокие хмурые морщины на его лице.
— Пол, там…
Он качает головой, сморщив нос, когда смотрит вниз.
— Они даже не собираются похоронить его должным образом, — он скрипит зубами, его глаза сверкают. — Вы можете в это поверить?
— Что? — моя рука летит к груди. — Они должны, они… он королевский гвардеец.
Вода оседает на его веках, и моя грудь трескается, когда я подхожу ближе, беру его руки в свои и сжимаю.
— Пол, — эмоции забивают мне горло. — Мне так жаль, это была моя вина, и я…
— Не беспокойтесь, миледи, — он отстраняет одну из своих рук и приподнимает мой подбородок. — Он умер, делая то, что хотел.
Я выдыхаю с неверием, закатывая глаза, чтобы остановить слезы.
— Что, будучи мучеником?
Он улыбается.
— Защищая Вас.
Мой желудок сводит судорогой, и я вдыхаю, мое лицо скривилось от того, как тяжело прозвучали эти слова.
— Знаете, — шепчет он, его хватка крепчает вокруг моих пальцев. — Я не уверен, кто хуже, люди, которые убили его, или те, кто не хочет чтить его память.
Он колеблется, убирая другую руку, чтобы вытереть одинокую слезу, которая стекает по его щеке.
— По крайней мере, мятежники заботятся о своих.
Мои нервные окончания напрягаются, и я наклоняю голову.
— Откуда ты это знаешь?
Пол отпрянул назад, провел рукой по своим рыжим волосам, избегая моего взгляда.
— Сара.
Глубокий голос прорезает напряжение, и я оглядываюсь, чтобы увидеть дядю Рафа, стоящего в коридоре, одна рука в кармане, другой он опирается на трость.
Я улыбаюсь.
— Дядя, я как раз шла к тебе.
— Миледи, — бормочет Пол, спеша по коридору.
Он не поворачивается и не здоровается с моим дядей, и это не проходит незамеченным: Раф смотрит в спину Пола, когда тот удаляется по коридору.
— Ты планируешь заставлять короля ждать весь день? — спрашивает он.
У меня внутри все переворачивается от отвращения, но я шагаю дальше, понимая, что сейчас, как никогда, важно действовать осторожно. Если он узнает, что я делала прошлой ночью, я не уверена, как он отреагирует.