Принцесса Больничного двора 3
Шрифт:
– Да, действительно мягкие. А у нас, то есть, у меня дома, в Одессе, нет таких салфеток, – призналась она. Нет, – тут же поправилась девочка, – салфетки, конечно же, у нас есть, но матерчатые, а не бумажные.
Историк, задетый тем, что его постель не произвела ожидаемого впечатления, обиженно надулся. – А я считаю, что я хорошо придумал, не на полу же спать, – проворчал он.
– Конечно, вы хорошо придумали, господин Свениций, – успокоила его девочка. – Давайте уже кушать, – решительно поднялась она с колен и по-хозяйски стала выкладывать на стол принесённые пакеты. – Вы можете открыть
– Охотно, – легко согласился тот и стал одну за другой открывать металлические банки. Здесь были сыр, аппетитная фасоль, жареный картофель, копчёное мясо, а также много других продуктов. Собаки, перебирая лапами, не отводили пристальных глаз от этого изобилия.
– Подождите-подождите, сейчас я вас покормлю, – обнадёжила их Маня и, выложив консервы в миску, разбавила их водой и перемешала с сухарями. Малыш с достоинством подошёл к миске и не спеша приступил к трапезе. Джулька же, урча и повизгивая от переполнявших её благодарных чувств, жадно принялась за пищу со всей своей щенячьей непосредственностью. Чир-Чир со своего шкафа, боясь, что о ней забудут, пищала, не переставая до тех пор, пока Маня не насыпала ей сухарей с изюмом.
Глотая слюну и еле сдерживая себя, чтобы тут же не наброситься на еду, Маня разложила на столе продукты и только взялась за нож, чтобы порезать сыр, как её окликнул строгий голос Историка.
– Маня, запомни! Нельзя готовить пищу в плохом настроении, ибо тогда в нее могут попасть негативные эмоции. А испорченная пища, – многозначительно постучал он себя по животу, – будет разрушать пищеварительную систему тех людей, которые будут ее есть. Поняла? – многозначительно посмотрел он на неё.
– Не буду я вам ничего разрушать, – успокоила его девочка. – У меня очень хорошее настроение и этих ваших… негативных эмоций совсем нет, точно вам говорю, – успокоила она старичка, принимаясь за сыр. – Ведь мы, наконец, хоть что-то поедим! – и она положила кусочек сыра себе в рот. – Эрик! Ты ещё долго будешь там возиться? – окликнула она своего друга.
– Иду уже, иду, – раздался из-за двери невозмутимый голос мальчика. А вскоре появился и он сам: свежеумытый и тоже обмотанный полотенцем.
– Ну, наконец-то! Давайте все к столу, пока я тут у вас на глазах не умерла от голода.
– Не забывайте, друзья, – не спеша садясь за стол, важно изрёк господин Свениций, – что прежде, чем приступить к еде, нужно обязательно успокоиться. Потому что если вы нервничаете, то вряд ли почувствуете вкус пищи. И помните, что обильное питание приводит к увеличению веса и к сбоям в работе эндокринной системы, – назидательно добавил он.
– Какой-какой системы? – набивая рот, – переспросила Маня. Историк хотел было ответить, но потом махнул рукой. – Ты всё равно не поймёшь.
– Вот именно, – неожиданно поддержал его Эрик и в первый раз взглянул на Историка. – Я ведь тоже ей не раз говорил: они там, ну, в их мире, все такие, – презрительно скривил он губы и ядовито уточнил: – Невежественные.
– Знаете что! – хотела возмутиться Маня, но потом взглянула на еду и опять взялась за ложку. – Умники нашлись, тоже мне, – набивая рот, – ворчала она. – Один умник нормально переправиться не может, другой на салфетках спит, да ещё и радуется, – мстительно добавила она.
Глава 6. В которой Историк рассказывает о подземном мире
– Да! – услышав её реплику, отодвинул от себя миску Свениций. – Радуюсь! – торжественно заявил он и, встав с места, гордо запрокинул свою голову со всклокоченными в разные стороны волосами. – Радуюсь, потому что мне очень повезло, что я сплю здесь, – ткнул он пальцем в пол, – как ты изволила выразиться, на салфетках, а не валяюсь где-то… там… бездыханный, – всхлипнул он и с трагическим видом опустил голову на грудь. Все неловко замолчали. Прекратив есть, Маня тут же вскочила и обняла старичка.
– О! – простите меня! Простите меня, дорогой господин Свениций, я ведь это сказала не подумав, – извинилась Маня.
– Ведь меня давно уже в живых могло не быть, – с упрёком взглянул на неё Историк, – как же мне не радоваться?
– Не обижайтесь, – попросила его девочка, – у меня вот так часто бывает, скажи, Эрик? – повернулась она за поддержкой в сторону своего друга, который при этом иронично скривил губы, – вот не хочу, а скажу что-нибудь такое, за что потом стыдно становится.
– Это ничего, – смягчился Историк, растроганный её искренностью, и уселся на прежнее место. – Главное, что ты можешь, дитя, вовремя остановиться. Нельзя людей обижать, небезопасно это: ведь их обида на тебя перейдёт, обязательно перейдёт. Потом только хуже будет. Так что, лучше перетерпеть и смолчать и тогда тому, кто тебя обидел, стыдно станет.
Маня недоверчиво покачала головой. – А вот и нет, а вот и не станет. Меня вот Лиза Протасова сколько раз обижала, и я всё молчала и молчала. А ей стыдно никогда не становилось и жила она себе припеваючи.
– Это тебе только так кажется. Плохие дела и дурные мысли счастья человеку никогда не принесут, попомнишь моё слово, – серьёзно взглянул он на девочку, – даже если это Лиза Протасова.
Маня только вздохнула и, чтобы не портить себе удовольствие от еды неприятными воспоминаниями, поспешила перевести разговор на другую тему:
– Вы лучше расскажите, господин Свениций, что у вас здесь произошло, мы ведь почти ничего об этом не знаем, – попросила она.