Принцесса Грамматика или Потомки древнего глагола
Шрифт:
Все дело в этой приставке ЗА-, которая в свое время совратила благородное слово ЧИТАТЬ на кривую дорожку, приучила книги не столько читать, сколько зачитывать, то есть, попросту говоря, воровать. Вот она-то и повела его дальше, и не куда-нибудь, а на высокую трибуну, на ученую кафедру, где зачитывают не потихоньку, не тайком, а открыто, громко, во всеуслышание. Да еще награждаются за это аплодисментами, дипломами, учеными степенями.
А что толку? Привыкнешь ЗАЧИТЫВАТЬ — отвыкнешь ЧИТАТЬ, привыкнешь ЗАСЛУШИВАТЬ —
РАБОТА И ТРУД
Пчелы трудятся. Муравьи трудятся.
А лошадь — работает. Только работает. Как будто работа — это не труд, а труд — это не работа.
Но о лошади никто не скажет, что лошадь трудится. И о собаке не скажет. О собаке принято говорить, что она служит.
Такое у них разделение труда: одни работают, другие трудятся, а третьи просто служат.
И это, конечно, большое облегчение. Тот, кто трудится, может не работать, тот, кто работает, может не трудиться…
Ну, а тот, кто не трудится и не работает, должен служить.
Хотя бы примером служить, как нужно трудиться и работать.
ОДНОФАМИЛЬЦЫ
— Не буду говорить о себе, но моя однофамилица… может, слыхали — Кошка? — большая специалистка по части ныряния. Она под водой — как я, допустим, на суше.
— А как ты на суше? Целыми днями спишь… — дальше Бык промычал что-то нечленораздельное, но обидное. — А если уж говорить об однофамильцах, то мой, если хочешь знать, держит на реке полмоста.
— Полмоста! — ахнул Барашек. Он вспомнил своих однофамильцев, которые бегали по реке, и других, которые плавали в небе, и ему стало стыдно за них.
— Моя однофамилица якорем работает. Поднимает тяжелые предметы со дна, лодки удерживает, чтоб не уплыли. И все время в воде — представляете? Кошка, а все время в воде.
— Была бы она Быком, она бы настоялась на воде. Не мной, конечно, а моим однофамильцем. — Бык промычал что-то нечленораздельное, но одобрительное. — Подержала б на себе полмоста!
— Полмоста! — ахнул Барашек. Но про своих однофамильцев — промолчал.
И тут подлетела никому не знакомая птичка.
— Полмоста держат! Предметы поднимают со дна! А для кого они все это делают?
— Ну? — спросил Бык.
— Для моей однофамилицы… Галочка — может, слыхали? Так вот, все это делают для нее. Сделают — и поставят Галочку. Еще сделают — и опять Галочку поставят.
— My, знаешь! — когда Бык нервничал, у него «ну» звучало, как «му».
– My, знаешь! Ради какой-то Галочки держать на себе полмоста?
— Нырять под воду! — возмутилась Кошка.
И Барашек решился: эх, была не была!
— А бегать по реке волнами? А плыть по небу облаками? И все это ради какой-то — извините! — Галочки?
— Не какой-то!
Барашек уже не мог остановиться:
— Тут, понимаете, мосты держат, ныряют под воду, по небу плывут, и все это для чего?
— Для Галочки, — сказала птичка Галочка.
Тут-то Кошка и ухватила ее за хвост.
— Вот я тебя за такие слова… для Галочки… Съем — и поставлю Галочку.
— Ты лучше так поставь… Не ешь, а поставь, что съела…
— My, знаешь! — возмутился Бык. — Заниматься очковтирательством… В то время как наши однофамильцы держат мосты, покоряют дны… верней, дна…
Пока они втроем упражнялись в склонении, птичка Галочка улетела.
ПОЧЕМУ ДИКОБРАЗА НАЗВАЛИ ДИКОБРАЗОМ?
Дикобраза назвали Дикобразом, словно хотели подчеркнуть, что образ у него какой-то дикий, нецивилизованный. У остальных зверей цивилизованный, а у него — нецивилизованный. Вроде бы он самый дикий из всех зверей.
Ну, хорошо, пускай он дикий, но он, по крайней мере, не хищный, как некоторые. Как, например, Волк или Тигр. Его и относят-то к отряду грызунов, отряду совсем не страшному, хотя, возможно, и дикому. Бобры у нас тоже относятся к отряду грызунов, так что же, их, замечательных строителей, тоже считать дикими? Вот это уж дикость действительно — так считать!
Почему же Дикобраза назвали Дикобразом? Может, потому, что он покрыт иголками? Но разве только Дикобраз покрыт иголками? Многие животные покрыты иголками — надо же как-то обороняться! Те, кто нападает, а не обороняется, вооружены не иголками, а клыками и когтями. А Дикобраз вооружен только иголками: тридцать тысяч иголок, но ни одна не служит для нападения, а все — исключительно для защиты.
Да, не тех называют дикими, кого бы следовало называть. Карликовую антилопу назвали Дикдик, — вроде бы она вдвойне дикая. А сколько в ней этой дикости? Каких-то три килограмма. А в Тигре триста. Больше в сто раз. Вот кого надо было назвать Дикдик, и даже не Дикдик, а Дикдикдик, сто раз Дик…
Хотя, конечно, дело не в названии. Если всех животных знать только по названиям, то, чего доброго, можно испугаться безобидного Кускуса из отряда сумчатых. И пока мы будем пугаться Кускуса, нас укусит тот, кого не называют Кускусом, но кто по своему поведению самый настоящий Кускус.
Дикобраз нас не укусит. И Дикдик нас не укусит. И даже Кускус нас не укусит…
А Ласка может и укусить, несмотря на свое ласковое название.
НЕТ НИГДЕ КРОКОДИЛОВА
Очень хочется встретить человека по фамилии Гиппопотамов. Африкан Африканович Гиппопотамов. Звучит?
— А, Африкан Африканыч! Мы с Жирафовым вас как раз вспоминали. Вы случайно не видели Крокодилова?
Не видели. Крокодилова у нас днем с огнем не найдешь. И Жирафова тоже.