Принцесса и мальчишки
Шрифт:
Да, не очень-то ладно получилось у меня с этой сегодняшней беседой у костра. Да и вам она наверняка не понравилась. Но что поделаешь? Не очень легко говорить о себе. Такие вот печки-лавочки… Ну, на сегодня, по-видимому, все…
ГИТАРА
Перевод С. Тонконоговой
Было около четырех пополудни, и Котлярек решил, что уже достаточно стемнело.
— Начинаем! — крикнул он. — Репетируем свет! Осветители, к прожекторам!
— Ишь раскомандовался, — недовольно буркнул Витек Окуньский Росяку, но сам послушно
Росяк скривился, но тоже встал. А Сосновская сказала:
— Счастье, что это последняя репетиция. Еще одна такая неделя, и, видит бог, Котлярек возомнил бы себя великим режиссером.
— Что вы к нему прицепились! — встал на защиту Котлярека Доманский. — У него хорошо получается, парень увлекся. Да и тетка у него на телевидении, может, он у нее и выучился.
— Тетка? — удивилась Сосновская. — Впервые слышу! А кем она там?
— Небось в буфете работает, — сказал Павула, и все засмеялись.
— Что там у вас? Чего гогочете? — спросил с середины зала Котлярек.
— Жизнь веселая, вот и смешно! А тебе разве нет? — крикнул кто-то.
— Весело ему! Посмотрим, как будешь смеяться, если представление провалится… Что там с этими прожекторами? Окуньский, погаси верхний свет! Росяк, ты уже на балконе? Включи прожектор.
В мгновение ока гимнастический зал преобразился. Словно растворились в темноте шведские стенки, исчезли грязные от ударов мячом пятна на стенах, уродливые сетки на окнах. Большой зал сжался внезапно до размеров маленького светлого круга на полу между сценой и первыми рядами. Росяк выждал минуту и перевел прожектор. Круг света медленно вполз на занавес.
— Галина! Никуда не годится! Ты уже должна стоять перед занавесом! — нервничал Котлярек. — Ведь он для того и держал свет на полу, чтобы не видно было, как ты с этими одеялами возишься. Ты должна выйти на сцену так, чтобы зал этого не заметил. А потом Росяк осветит тебя, и ты начнешь. Ну-ка еще!
На этот раз Сосновская вышла на сцену как положено. Когда на нее навели прожектор, она поклонилась вправо, влево и громко сказала:
— А теперь, дорогие гости, сюрприз! Я не вижу зала…
— Это еще что такое — «я не вижу зала»! — рявкнул Котлярек, заглушая общий хохот. — Что ты плетешь?
— Ну, не вижу зала, свет меня слепит, — оправдывалась Сосновская. — Как же говорить, если я никого не вижу?
— А тебе никого и не нужно видеть! Главное, чтоб тебя видели! Слушай, не зли меня… Дело-то пустячное — перерыв объявить! Выйди-ка еще раз.
Теперь пошло лучше.
— Вас ждет сюрприз, дорогие гости, — говорила Сосновская. — Вы думаете, сейчас будет перерыв, правда? Нет! В ожидании второго действия вы услышите бренчанье…
— Звучание! — громко поправил ее Котлярек. — Повтори!
— …услышите звучание гитары! И песню нашей дружины — «Балладу о харцерской дружбе».
Сосновская сделала маленькую паузу и нараспев стала декламировать:
Послушайте эту песню, Послушайте, коль хотите… Ведь слова ее простые Всем известны. Дятел пел их соловью, Я тебе их пропою, И затянем вместе все мы Под гитару…— Очень хорошо, Галя, — похвалил ее Котлярек. — Ты говоришь только первый куплет песни, потом голос твой затихает… И в этот момент гаснет прожектор. Полный мрак. И тут тебя сменяет Магда Новицкая. Несколько аккордов гитары, вспыхивает прожектор на балконе, и Магда начинает петь. Здорово, а? — Котлярек с торжеством обвел всех взглядом и сам себе ответил: — Очень здорово! Это произведет впечатление!
— Самое большое впечатление произведет то, что я объявлю, а никто не запоет! — сказала Сосновская, сходя в зрительный зал. — Магды-то все нет… А ей уж давно пора быть!
— А если она вообще не придет? — заметил кто-то у стены. — Что тогда?
— Вдруг она забыла? И в школе ее не было — ни вчера, ни сегодня… Ну? Ты не подумал об этом? — Доманский так взглянул на Котлярека, будто сам был режиссером, а тот его ассистентом.
Котлярек громко рассмеялся:
— Чтобы Магда забыла? О спектакле? Ты что, шутишь? Да она ради выступления сто километров пешком пройти готова! Забыла… Магды что ли не знаешь?
— Точно! — поддержал его Павула. — Для Новицкой петь под гитару то же, что для меня футбольный матч «Полонии» с «Легией». Святое дело.
— Но в школе-то ее не было, может, все же… случилось что-то? — упирался Доманский. — Вообще-то надо было кому-то еще вчера домой к ней сбегать, узнать, почему она в школу не пришла, ну и прочее.
— Кому-то надо было! Сам бы и пошел, — возмутилась Сосновская.
— А мне-то что? Я просто так говорю… Я здесь занавесом ведаю. Остальное дело не мое!
— А чье же?
— Не знаю. В конце концов, есть у нас председатель совета дружины, пусть у него голова и болит.
— А он, между прочим, тоже опаздывает, — насмешливо заметил кто-то.
— Генек на мотоцикле за гримом помчался, — возразил Павула. — Ты же знаешь, зачем треплешь зря?
— Я одно знаю: Котлярек — вожатый, Котлярек — режиссер, у Котлярека ума палата и тетка на телевидении, пусть он всем и занимается, — заключил Окуньский под дружный хохот.
«Вот он, самый удобный момент, — подумал Росяк. Они говорили громко, и он на балконе слышал каждое слово. — Сейчас скажу им, что Новицкая прийти не сможет, и все разъяснится. А может, сперва Витеку сказать? Пусть лучше он замену предложит».
Росяк оглядел зал, отыскал глазами Окуньского, но позвать его не успел.
— Теперь прогоним второе действие! — решил Котлярек. — Актеры, приготовиться! Окуньский, гаси верхний свет!
Репетиция продолжалась. Те, кто не принимал в ней участия, вышли в коридор. Вообще-то они вполне могли бы прийти к началу представления, но Котлярек настоял, чтобы вся дружина уже к трем часам собралась в школе, и, разумеется, в форме.
— Ведь спектакль ставит вся дружина, — объяснил он председателю. — Значит, по времени все должны быть одинаково заняты в нем. Ты согласен?