Принцесса и мальчишки
Шрифт:
— Витек, прошу тебя… Скажи, что она не придет, у нее что-то дома стряслось. Сделай это для меня.
— Но почему я должен говорить?
— Потом объясню. Ну, будь другом! Важно, чтобы именно ты сказал, а не я.
— Значит, никто ничего не знает? — повторил свой вопрос председатель. — Нет? Ну, так я еду к Магде.
— Витек, скажи сейчас! Ну! — шепотом просил Росяк. — А то поздно будет…
Окуньский ничего не понимал. Он пожал плечами и громко выкрикнул:
— Я знаю! Магда сегодня петь не будет. Надо
Все были поражены, больше всех Котлярек.
— Чего ж ты молчал?
— А меня никто не спрашивал.
— Ты что, ждал, покуда спросят, да?
— Точно знаешь, что она не придет? Сама тебе сказала?
— Точно. — Окуньскому все это порядком надоело. Он разозлился: — Да оставьте вы меня в покое!
— Раз уж ты столько знаешь, скажи по крайней мере, почему она не придет? Больна, что ли?
Окуньский смотрел на них, не зная, что ответить, и поглядывал на Росяка.
— Не больная она, дома у нее какие-то неприятности, — шепотом подсказал ему приятель.
— У Магды дома неприятности! Всё, больше ничего не знаю! — Окуньский повернулся и спокойно пошел выключать прожектор.
В зале на минуту воцарилась тишина.
— У всех дома неприятности, — сказала Витвицкая.
Они с Магдой не любили друг друга, все об этом знали. Поэтому на замечание Витвицкой никто не обратил внимания.
— У всех свои неприятности… — повторила она. — Но если бы Магда хотела, то пришла бы… Я думаю, она просто нос воротит. Тот воеводский смотр полгода назад вскружил ей голову… Эстрадная певица! Вторая Слава Пшибыльская!
— Витек! Она говорила тебе, какие у нее неприятности? — спросил Сикора.
Окуньский был теперь в другом конце зала, у своего прожектора. Росяк никак не мог подсказать ему. А вся дружина ждала.
— Я не спрашивал… — сказал Окуньский. — Чего мне в чужие дела соваться? У Новицкой отец с матерью есть, пускай они беспокоятся… Я знаю только, что она не придет.
Он был в ярости, что позволил Росяку впутать себя, не зная, в чем дело. Но теперь, хочешь не хочешь, надо было выпутываться самому.
— Что ж, раз так, придется, как видно, отказаться от участия Магды! Это же генеральная репетиция, через час представление, и если б Новицкая собиралась петь, она бы уже пришла, — сказал Пустецкий. — Балладу должен петь кто-то другой!
— Можно и так, конечно, — буркнул Котлярек. — Но вы же отлично знаете, что Магде нет равных.
— А может, она примчится в последнюю минуту? — подала мысль Зоська. И в ожидании поддержки взглянула на Сикору. Но он состроил гримасу, означающую, что не верит в приход Магды. Зоська тотчас перестроилась: — А впрочем… пусть председатель решит, кому петь вместо Магды. И кончим с этим, а то поздно уже.
И тут заговорил Росяк:
— Послушайте… если вы не против, я мог бы спеть балладу. А? Как вы думаете?
Никого это особо не удивило. Все знали, что Росяк поет. Пел он как-то в дуэте с Новицкой, солировал в школьном хоре. Именно он попеременно с Котляреком организовывал костры в летних лагерях и на экскурсиях.
— Можно попробовать, — буркнул председатель.
— А гитара? Ты что, без гитары будешь петь? — забеспокоилась Зоська. — Это ж никуда не годится.
— У меня есть гитара!
— Что? — спросил Котлярек, словно не расслышав. — Что у тебя есть?
— У тебя есть гитара? — удивился Витек Окуньский и подошел поближе. — Ты что-то загибаешь, братец, ведь у тебя никогда ее не было!
— Не было, а теперь есть. Что тут такого? — спокойно сказал Росяк, пожав плечами. — Я полгода копил деньги и наконец купил ее.
— Когда? — допытывался Окуньский. — Когда купил? Я ничего не знал.
— Да успокойся ты, Витек! «Когда», да «когда»… Потом будешь расспрашивать, нет уже времени на разговоры! — злилась Витвицкая. — Раз есть у него гитара, пускай мчится за ней домой. Да поживее!
— В самом деле, пусть Росяк летит за гитарой. И пусть поет.
— А прожектор? Кто будет обслуживать прожектор на балконе? Это не так-то просто, — вспомнил Пустецкий.
— У прожектора меня с успехом может заменить Окуньский, — предложил Росяк. — Витек, правда? А боковой и верхний свет любой может включать и выключать. Хотя бы и Котлярек.
— Ну, только не любой! — вознегодовал Котлярек. Он посмотрел на мальчиков и вдруг решился: — Ладно, пусть будет так. Окуньский возьмет на себя прожектор на балконе, Пустецкий заменит Окуньского. Росяк будет петь. Беги за гитарой! Чего еще торчишь тут?
— А мне не нужно никуда бежать, гитара здесь, со мной, — улыбнулся Росяк. Но тут же понял, что улыбка была совсем не к месту. На него посматривали как-то странно. А может, ему только почудилось? И он быстро добавил: — Ну, чего уставились? Я принес гитару с собой на всякий случай… Ну так как? Можно попробовать?
— Конечно! Пой! Не смущайся! — подбодрила его Витвицкая.
— Предусмотрительный ты, однако, если «на всякий случай» разгуливаешь по городу с гитарой, — заметил председатель.
Росяк не успел ему ответить: в эту минуту перед ним вырос Окуньский. Он был взбешен и едва сдерживался:
— Пойди-ка сюда на два слова!
— Постой, после поговорите. Слушай, Росяк, а почему ты не сказал нам об этой гитаре в начале репетиции? — спросил Сикора подозрительно. — Что-то ты крутишь, братец!
Росяк отвернулся от Окуньского.
— А чего тут крутить? — И хладнокровно объяснил: — Зачем мне было говорить вам раньше? Чтобы вы решили, будто я рвусь на сцену, да? Сейчас, когда вы сами велите мне петь, — дело другое. Могу и попробовать. Тем более Витек Окуньский уверяет, что Магда не придет!