Принцесса из рода Борджиа
Шрифт:
Фауста задумалась.
— Фарнезе! — вдруг проговорила она. — Его я завоевала первым, и он первым от меня отрекся!
— Как, сударыня? Кардинал Фарнезе?!
— Однажды вечером, — продолжала Фауста, не отвечая, — он пришел ко мне во дворец. Фарнезе знал, о чем я мечтаю… знал мои планы… выказывал мне свое восхищение. Так вот. В тот вечер мы покинули Рим, проехали по Аппиевой дороге и спустились в катакомбы. Прибыв на место встречи, освещенное факелами, я увидела двадцать три человека, облаченных в сутаны. «Вот та, кого вы знаете, — сказал Фарнезе. — Вот та, кто может вас
Тогда они окружили меня. Я не трепетала перед теми, кого узнала тотчас же. И не испугалась странного предложения, которое читалось в их глазах. И когда слова, наконец, были произнесены, я согласилась. Я говорила, а они слушали. Когда я закончила, они один за другим начали опускаться передо мной на колени и целовать руку в знак покорности… А один из них, самый старый, надел на мой палец это кольцо…
Фауста протянул руку и показала кольцо. Настоятельница почтительно склонилась и осенила себя крестным знамением.
— Я принялась за работу, — снова заговорила Фауста. — За короткое время я растревожила Италию, в которой почти все епископы были готовы признать меня. Я взбудоражила Францию, поскольку ее король, выслушав предложение Фарнезе, лишь пожал плечами. Что ж, я изгоню его и выберу другого…
Фауста умолкла.
— Мне кажется, — робко сказала Клодина, — что события развиваются в соответствии с вашими планами…
— Именно это и настораживает меня! — ответила Фауста. — На первый взгляд достигнуто больше, чем я могла ожидать. Но некоторые вещи тревожат меня. Тайный кардинальский конклав испугался последнего, решительного шага. А Фарнезе, бывший мне опорой и поддержкой, отрекся от меня…
— Но Гиз!
— Гиз помирился с герцогиней! Я знала, что однажды она явится в дом Гиза, и тогда… Так и случилось… Она вернулась к мужу, и тот… тот ее простил!
Клодина де Бовилье еле заметно улыбнулась.
— Гиз, — продолжала Фауста, — это человек, наделенный огромной энергией, но он хорош лишь в сражении: пика или шпага в руке, кираса на груди, шлем на голове… В Лувре Гиз — самый элегантный кавалер. Он с несравненным изяществом носит плащ малинового бархата… Ему присуще поистине королевское величие. Да, Гиз будет блестящим государем во время дворцовых церемоний и неустрашимым воином в битвах…
Фауста закрыла глаза. Казалось, что она видит все это. Она вздохнула:
— Увы, я знаю настоящего Гиза: статую, которая не способна ни на высокие мысли, ни на твердые решения…
Он помирился с герцогиней де Гиз, и это сбило меня с толку… Но не будем больше говорить об этом! Он позволил покинуть Париж трем тысячам солдат, которых Крийон повел к Генриху де Валуа. Он разговаривал с Екатериной Медичи, и нескольких слов старой флорентийки хватило, чтобы был отменен тот смертный приговор, мысль о котором я так долго внушала ему!.. Наконец, в довершение всех бед, он упустил редкую возможность захватить чужие сокровища и завоевать королевский трон… Вместо трона, он отвоевал всего лишь мельницу на холме Сен-Рок. Собрать целую армию, чтобы ворваться на мельницу, и никого там не обнаружить!
Фауста очень тихо, так тихо, что Клодина не смогла разобрать слов, прошептала:
— Это правда, что на
Фауста продолжила:
— Что тело? Его нужно прятать в железо во время сражений. А душа… Все решает она. Истинный рыцарь — это вовсе не Гиз в своих сверкающих доспехах или атласном камзоле… О, я видела такого рыцаря, и он мог бы взойти на трон! Его одежда потерта, лицо измождено, а речь проста, но его шпага верна и ловка. Что-то в нем волнует меня. Кто он? Я бы многое отдала, чтобы лучше узнать его, заглянуть в его душу, понять ход его мыслей… и наконец…
Фауста внезапно остановилась. Но Клодине не требовалось больше слов — она и так все поняла…
— Безумие! — прошептала Фауста. — У меня же нет сердца. Нет! Нет!
— Но почему, моя госпожа? — воскликнула Клодина. — Почему бы вам не познать простые человеческие радости? Всемогущая королева, почему бы вам не почувствовать, что значит быть женщиной?
— Потому что моя сила — в холодной крови. Я хочу остаться девственницей, не знающей женских слабостей. Я желаю властвовать. Никто в мире не может сказать, что он — господин Фаусты!
— Ах, сударыня! — произнесла взволнованная Клодина. — Есть господин, чья власть так сладостна… Это — любовь!
— Любовь! — пробормотала Фауста, вздрогнув.
Принцесса опустила голову, и слеза скатилась по ее щеке. Но в то же мгновение ее лицо вновь стало бесстрастным.
— Итак, произошло вот что, — просто сказала она. — Гиз за эти несколько дней отступил на те же позиции, что занимал десять лет назад, а Фарнезе отрекся от меня! Что ж, приведите сюда Саизуму. Ведь вы уверены…
— Я ни в чем не уверена, сударыня. Но мой долг — предупреждать вас и помогать вам во всем, не так ли?
— Я знаю вашу преданность, Клодина, и вознагражу вас по справедливости… прикажите же ее привести.
Настоятельница хлопнула в ладоши. Дверь отворилась, и на пороге появилась монахиня:
— Приведите цыганку! — распорядилась Клодина де Бовилье.
Глава 23
ПРИЗРАК
Оставив кардинала Фарнезе в павильоне, мэтр Клод пересек огород. Две или три пожилые монахини в грязных поношенных платьях копались в земле. Они прекрасно видели Клода, но не остановили его, хотя мужчинам входить в монастырь запрещалось.
Но, как мы уже говорили, это убежище было мало похоже на монашескую обитель. Лишь одна монахиня при виде Клода резко вонзила лопату в землю и что-то проворчала себе под нос о юных распутницах, ужасных временах и неизбежной небесной каре.
— Гм! — пробормотала сестра, к которой были обращены эти сетования. — Не стоит слишком сильно переживать. Что такого, если время от времени какой-нибудь богатый кавалер пробирается сюда?
— Сестра моя, мы живем в весьма печальное время. Для страстей больше не существует преград. Обитель доведена до нищеты и к тому же вынуждена укрывать разврат наших юных сестер… Сама настоятельница подает им пример!