Принцесса из рода Борджиа
Шрифт:
Из груди Гиза с хрипом вырвался воздух. Каким образом Виолетта оказалась там, у костра, вместо Жанны Фурко? Он не задавался этим вопросом. Он более не жил. У него была одна мысль: спасти ее! Спасти любой ценой! Он уже привстал с кресла, готовый отдать приказ
— Что вы намереваетесь делать? — раздался у него в ухом знакомый голос.
Гиз с безумным видом повернулся в Фаусте и, неспособный вымолвить ни слова, указал на Виолетту.
— Я знаю! — с ужасающей холодностью произнесла Фауста. — Она приговорена,
— Нет, нет, — бормотал Гиз.
— Что ж, спасайте ее, если можете! Безумец! Неужели вы не понимаете, что народная любовь к вам немедленно превратится в ненависть? Что если вы отнимете у них одну из Фурко, то вы не будете больше сыном Давида, опорой церкви, а станете самым главным еретиком! И вас отнесут не в Лувр, а к Сене, чтобы утопить там… Что ж, вставайте, отдавайте приказ, который спасет приговоренную, и вы увидите, что ответит вам Париж.
Гиз молча рухнул на кресло. Он боялся за свою корону, за свою жизнь! Бледный, трясущийся, он только и смог, что прошептать, опустив голову:
— О! Это ужасно! Я не могу смотреть!
И закрыл глаза.
Фауста отошла на два шага, лицо ее осветилось зловещей улыбкой, и она тихо проговорила:
— Я победила!
В эту секунду толпа разразилась криками «Виват!» и неистовыми аплодисментами. Группа людей, видимо, сгорающих от нетерпения сжечь и вторую сестру Фурко, набросилась на охранников, которые вели Виолетту. Фауста вскрикнула от отчаянья…
Во главе этой группы был человек, которого она узнала: низко наклонив голову, он, словно нож в масло, врезался в толпу, добрался до Виолетты и схватил ее. Этим человеком был Пардальян!
Шевалье де Пардальян и сын Карла IX в сопровождении Пикуика покинули гостиницу «У ворожеи». Что же касается Кроасса, то он от этой подозрительной вылазки не ждал ничего хорошего и, верный привычке соблюдать осторожность, просто-напросто закрылся в комнате шевалье со словами:
— Если случится драться, то уж лучше здесь. Я, например, предпочитаю сражаться в одиночку с тех пор, как открыл в себе такое качество, как храбрость.
— Дорогой друг, — говорил Карл, еле поспевая за Пардальяном, — я чувствую себя возрожденным, потому что она жива. Но где она? Ах, чтобы завоевать ее, я готов биться со всем Парижем!
— Тем лучше, монсеньор, тем лучше, — ответил Пардальян серьезно. — Не знаю, может быть, мой инстинкт меня и обманывает, но мне кажется, что я чувствую запах битвы. У меня мурашки по телу бегают, что бывает всякий раз, когда предстоит рукопашная.
— Мы будем драться?..
— Не знаю… Но надо торопиться.
— Что мы будем делать на Гревской площади?
— Хотите, чтобы я вам сказал? — спросил, шевалье, ускоряя шаг.
— Сделайте милость.
— Что ж, думаю, мы увидим там Виолетту!
Карл побелел и вскрикнул.
— О! — сказал он через несколько минут. — Вы
— Да, — ответил шевалье, содрогнувшись. — Я узнаю этот шум. В своей жизни я слышал его уже дважды или трижды, И всякий раз, когда я слышал, как Париж издает такие вопли, я знал, что Париж готовится совершить преступление…
— Преступление… Пардальян, вы что-то скрываете от меня!
Вместо ответа шевалье чертыхнулся и припустил еще быстрее. О чем он думал? Чего боялся? Ничего определенного. Он бежал на Гревскую площадь, потому что Фауста назначила ему свидание на Гревской площади, упомянув о Виолетте.
Когда они, запыхавшиеся и обливающиеся потом, выбежали на площадь, которая бурлила, завывала и гудела, Пардальян обратился к первому встретившемуся им горожанину:
— Что здесь происходит?
— А вы не знаете? В присутствии монсеньора де Гиза собираются повесить и сжечь этих проклятых Фурко!
Пардальян не смог сдержать вздоха облегчения:
— Уф, значит, это не ее собираются убить!..
— Не ее! — пролепетал, бледнея, юный герцог. — Что вы имеете в виду?
— Вы уверены, — спросил Пардальян у горожанина, — что речь идет о Фурко?
— Черт подери, еще бы!
— А сколько их?
— Две: Мадлен и Жанна.
— Бедные девушки! — прошептал Пардальян, упрекая себя за эту радость, которая обуяла его.
— Пардальян! — обратился к нему Карл. — Ради всего святого, о чем вы думаете?!
— Ни о чем. Теперь ни о чем. Я подозревал… но к чему сейчас все это? — закончил он вдруг.
— Тогда, если вы ничего не опасаетесь, пойдемте отсюда, — сказал Карл. — Эти зрелища заставляют меня ужасно страдать.
— Наоборот, подойдем поближе! — возразил Пардальян.
И, работая локтями и плечами, он пробрался к самым кострам и возвышающимся над ними виселицам.
— Здравствуйте, господин шевалье, — вдруг раздался рядом с ним женский голос.
Пардальян внимательно посмотрел на молодую нарумяненную женщину, которая дерзко схватила его за руку.
— Где, черт возьми, я вас видел, крошка?
— Как, вы не помните гостиницу «Надежда»? Вечер, когда вы приходили к цыганке, которая предсказывает будущее? Вы дали мне тогда два экю, а я дала вам… свой адрес.
— Лоизон, — улыбнулся шевалье.
— А, вы помните мое имя, — обрадовалась девица.
Раздавшиеся вокруг крики прервали ее. На площади появился Гиз со своим королевским эскортом и под радостные вопли расположился на помосте.
— А что ты здесь делаешь? — спросил Пардальян, тронутый восхищенной благодарностью, с которой смотрела на него эта профессиональная развратница.
— Да просто ищу приключений, — ответила Лоизон.
— Со своим дружком Ружо? — рассмеялся шевалье.
— И с ним тоже, — ответила Лоизон. — Вы только посмотрите, что делается у костров!