Принцесса из собачьей будки

Ланская Елизавета

— Ты что, совсем страх потеряла? — влетев в квартиру, словно ураган, заорал парень, — что это за выверты такие устраиваешь? Взяла и мальчишку упустила! Знаешь, сколько я его искал? Да такого калеку ищи-свищи по переходам, мало того, что без ног, так и рук нету, отрывать ничего не надо! А ты видимо хочешь, чтоб я тебе оторвал все конечности, паршивка? Гриша схватил Лену за волосы и с силой пихнул на диван. Она согнулась в три погибели, не зная, что защищать лучше — голову или живот. А парень тем временем и не думал униматься, наоборот, он сверху налег на девушку своим телом, не давая даже шевельнуться. Так бы и изнасиловал несчастную прямо здесь, периодически побивая, если бы не Оксана. Она взяла в руки свой рюкзачок, лежащий под боком, который охраняла как сокровище Али-Бабы, и со всей силы ударила

им ночного гостя. Рассчитать силу и направление в полумраке комнаты было сложно, а потому маленькая защитница промахнулась и задела Гришке только плечо. Тот от неожиданности аж подскочил. Удар явно исходил не от Лены, слабовата она была. Не долго думая, он нащупал на стене кнопку выключателя и загорелась лампочка, одинокая, не обрамленная в люстру. Ее горящий глаз осветил пространство, не оставив незамеченным ни один уголок, ни одну деталь. Примерно так, наверное, все мы будем просвечиваться насквозь, когда предстанем перед Богом, чтобы ни одна мыслишка, ни один поступок не спрятались от его зоркости.

— Это кто еще тут у тебя? Новую попрошайку мне привела? — Гриша оценивающе смотрел на Оксану, которая походила на слепого щеночка, только что рожденного на свет.

— Нет, не трогай ее. Это просто девочка, она заблудилась, я даже как ее зовут не знаю, — начала заступаться Лена, успевшая встать и оправить вздернутый халатик.

— Тем лучше, будет считаться пропавшей без вести, безымянной. Слушай, — протянул парень, явно что-то задумавший, — а что если нам из нее не только безымянную, а безрукую и безногую сделать, а? И плевать тогда на того мальчика, которого ты проворонила, будет новая у нас достопримечательность.

— С ума сошел? Одно дело попрошайничеством заставлять заниматься детей, а другое — калечить! Это ведь преступление! А если поймают тебя, то ведь не отговоришься просто так!

— Хватит тут причитать, и без тебя все понятно, — Гриша резко махнул рукой в Ленину сторону так, что та отшатнулась, боясь, что получит удар по лицу. Приятель же тем временем переключил свое внимание на Оксану, которая беспомощно, открытая любому посягательству, сидела на диване. Только рюкзак мог служить преградой, но и она легко рухнула, когда парень потянул его на себя, порвав лямки. Оксана закричала, а потом бросилась на обидчика что было сил, укусила, поцарапала лицо. Гриша завыл, словно раненый зверь.

— Ах ты… — даже матерных слов такой мощности не приходило ему в голову, чтобы выразить ураган эмоций, бурлящий в нем как в котле какой-нибудь ведьмы. Обхватив девочку двумя руками, он поставил ее перед собой, зажав хрупкое тело между собственных колен, — с характером девка, люблю таких. И на мордашку симпатичная. Да, калечить тебя смысла нет. По крайней мере, сейчас. Посмотрим, как ты работать станешь, а там и сориентируемся. Может, вырастешь да похорошеешь, покладистой будешь, быстро найду тебе женихов-то, каждый день разных, вернее ночь!

Слова его Оксана понимала плохо, потому что шутил он или не шутил на своем языке, она не понимала, поэтому не знала, бояться его слов или нет, но вот хохот, последовавший после, действительно заставил ее внутренне содрогнуться.

Содрогаться после знакомства с Гришей и Леной Оксане приходилось потом не раз. Она стояла на перекрестке около большого продуктового магазина и швейной мастерской, просила милостыню. Подавали плохо, потому что петь или словами говорить Оксана категорически отказывалась, а что-то делать еще, например, танцевать, она не умела, да и не собиралась учиться. Иногда Гриша срывался и бил не только Лену, но и Оксану. Теперь у него было, на ком отвести душу, и он вдоволь пользовался этим. Лена молчала, не сопротивлялась, а вот девочка все больше приходила к мысли, что пора делать ноги, иначе этих самых ног скоро у нее может совсем не стать. И как нарочно, терпение малышки вздумало кончиться именно тогда, когда на улице стало холодать. Хоть и не было в этом городе страшных каких-то морозов, но пробирало иной раз тоже не слабо, особенно ночами. Но, как говорится, раз терпение иссякло, ноги сами ведут, тут уже не смотришь и не рассуждаешь как лучше, а как не очень. В Оксаниной ситуации все, что находилось за пределами этой квартиры, могло считаться куда более лучшим.

Итак,

в один из дней, когда Оксанин смотрящий, бомжик Олег, отошел справить нужду, девочка воспользовалась моментом и побежала. Куда и для чего бежать, ей было все равно, лишь бы как можно дальше отсюда. «Как можно дальше» оказался дом, километрах в пяти от Лениного. Подъезд оказался открыт, так что Оксана свободно зашла внутрь. В доме, куда наугад забежала Оксана, как и всюду в зданиях имелись отопительные трубы. Они были горячими. Здесь они прятались под лестницей, прикрытые деревянной дверью. Тут и хотела приютиться беглянка. Так как огонька с собой у нее не было, то просто не могла она рассмотреть, что внутри устроена целая мини-комната, у которой и хозяева имелись. Выяснилось это только тогда, когда ее, прикорнувшую на расстеленном коврике, бесцеремонно растолкали.

— Ребят, смотрите-ка! К нам какое-то чудо-юдо забрело! — девичий голосок звонко рассмеялся.

— Да, вот так чудеса! Прямо как в сказке про Машу и трех медведей, которые домой возвращаются, а там еда к ним сама пришла!

— Фу, Игорь, шуточки плоские у тебя, — возмутился тот же голосок.

Но спор продолжиться дальше не успел, потому что ребят, которых было трое, два парня и девушка, смутил рык. Сперва они не сообразили, что это такое, но огонек от зажженной керосинки, предусмотрительно организованный единственной в компании девчонкой, прояснил ситуацию: ни них, словно дикая собака, рычала Оксана.

Глава 19. Интернатские страсти

— Похоже, к нам сумасшедшая какая-то забрела, сейчас всех здесь покусает и бешенством заразит!

— Так остроумно, не могу от твоей находчивости прям на ногах устоять, — съехидничала девушка.

— Инга, Игорь, перестаньте! — вмешался некто третий, тоже парень, — видимо девочка в беду попала, а вы тут со своими приколами.

Инга хотела возразить, мол, милые бранятся — только тешатся, но не хотела растравлять умника Сашку или «ботаника», как его привыкли звать в компании.

— Хорошо, примирительно отозвалась она, продолжая в руках держать керосиновую лампу, — что тогда станем делать, как выясним, кто она такая? Даже не подпустит нас к себе, не то что куда-то вести ее или развивать светские беседы.

— Это очевидно. А что если вещи посмотреть ее?

Подтверждая предположение товарища, Игорь приметил уже рюкзак, который валялся на полу, примерно на одинаковом расстоянии от них троих и девочки. Вопрос состоял в том, кто быстрее схватит находку. Пришло время стрелять глазами и всячески с помощью мимики показать, что цель намечена. Первой догадалась Инга и взяла на себя роль отвлекающего. Она принялась, широко жестикулируя, рассказывать Оксане о том, что это не ее территория, что если она разрешит им, то ребята отведут ее в милицию, найдут знакомых и вернут домой. При упоминании о доме Оксана как-то странно обмякла, как будто шарик иголочкой проткнули и он теперь весь такой безрадостный, просто никакой. Заметив это, девушка подала сигнал Игорю, одним резким рывком преодолевшему расстояние между собой и рюкзаком. Естественно, Оксана отреагировала позже, и как-то помешать завладеть собственными остатками имущества не могла. Оставалось только смотреть, как ребята тормошат несчастный рюкзак, у которого теперь и лямок-то не имелось, так что нести его приходилось, продев в торчащие по бокам для красоты петельки, связав в единую веревку шнурки от ботинок.

Увидев это, Инга деловито покачала головой и, повернувшись к Оксане, пообещала: «Не волнуйся, я тебе лямки лучше сделаю даже тех, что были, вот увидишь!». Только девочке, честно говоря, было безразлично, что на шнурках таскать его, что на настоящих лямках, потому что все равно ничего особо ценного там не имелось, за исключением некоторых подарков. К таким относилась брошь, подаренная Валентиной Викторовной и Колина картина, расстаться с которыми Оксана не могла хоть в каких условиях, потому что это были единственные материальные выражения светлых воспоминаний в Оксаниной жизни. И их сейчас бесцеремонно рассматривали какие-то незнакомцы. Только собиралась девочка встать на защиту собственных сокровищ, как спокойный, дружелюбный голос Инги остановил: «Мы только разочек глянем и все на место положим, не переживай».