Принцесса Намонаки
Шрифт:
Ли, кажется, удивился.
– Я умру следом, господин.
Ого… Впрочем, мне это на руку.
– Прекрасно. Тогда пораскинь, пожалуйста, мозгами: наложница, или кто она там, точно не опасна? Да, она женщина, но ее нельзя перекупить, она полностью мне предана?
Ли на мгновение прикрыл глаза, потом повторил:
– Это был приказ старшего слуги, господин.
С которым я утром разберусь, сделала я себе мысленную пометку.
– А ты ему служишь, Ли?
Телохранитель снова прикрыл глаза. Наверное, так он злился.
– Нет, господин. Вам.
– Тогда в следующий раз, когда услышишь подобный идиотский приказ от кого угодно, хоть от императора, сначала уточни у меня, стоит ли его выполнять.
– Да, господин.
Я потерла виски, вздохнув. Сердце успокоилось, зато голова – нет.
– Господин, разрешите слуге задать вопрос? – спросил Ли, выдержав паузу.
– Да? – устало отозвалась я.
– Что вас напугало, господин? Вы не узнали вашу любимую наложницу?
Не знаю, зачем он уточнял, но ответила я машинально:
– Я говорил тебе вчера, что потерял память. По-твоему, я шутил?
– Нет, господин. – Ли отвел взгляд и добавил: – Простите.
Почему он мне не верит, думала я, массируя виски. Может, лгал, что мы раньше не встречались? Может, принц и ему успел насолить? Ответов у меня не было, да и не хотелось сейчас об этом думать. Хотелось спать, но оставался куда более важный вопрос, который следовало решить:
– Что с ней будет? С этой… как ее… Рен? Куда ее увели?
– Казнят, господин, – словно это было само собой разумеющееся ответил Ли.
– Казнят? – ахнула я.
– Да, господин. Тридцать три удара палками. Потом отрубят голову.
Палками? Голову отрубят?
– Охренеть! – выдохнула я. – Зови сюда старшего слугу, быстро!
Только время зря потеряли. Старший слуга, кланяясь, рассказал, что таков закон и традиции дворца, он не имеет права останавливать казнь. Нет у него такой власти.
Зато она была у принца. Так я оказалась посреди ночи на тюремном дворе в сопровождении все того же старшего слуги и Ли. Полуголая. Босиком. Торопилась очень, потому что с казнями тут не затягивают.
Не буду утомлять вас описаниями. Нет ничего хорошего, чтобы досконально помнить, как лежала распятая, привязанная к распоркам приговоренная девушка – лицом вниз, в метре над землей. Как широкой палкой, практически доской, ее лупили по обнаженной спине и ногам. Как она кричала… Господи, как она кричала! Рядом была привязана еще какая-то женщина, но она признаков жизни уже не подавала.
Перекричать Рен оказалось делом непростым.
– Хватит! – на всю мощь легких принца рявкнула я. – Прекратить!
Палачи – их было двое, по числу пленников – остановились и замерли в поклонах, а ко мне подошел кто-то из тюремных начальников.
– Ваше Высочество?
– Освободите и отнесите к лекарю, – приказала я.
Но тюремщик заупрямился:
– Ваше Высочество, простите, но мы не можем.
– Почему? – опешила я.
– Мы не смеем нарушать закон, Ваше Высочество.
Я вздохнула.
– Ладно. Валите все на меня. – Мне было уже все равно, что там за закон и что может быть принцу за нарушение.
– Ваше Высочество?
Понятно, здесь требовалось объяснять доступным для них языком.
– Это был приказ. Мой. Исполнять. Немедленно.
– Но… Ваше Высочество?..
– Смеешь не повиноваться?
Пусть я нарушила какой-то там закон, но Рен отвязали, а заодно и вторую женщину.
– Это кто? – спросила я, следя, как их уносили.
– Она пробовала вашу еду и пропустила отравленное блюдо, – ответил старший слуга.
Когда умер Шуи. Ясно…
– Вернуть ее, Ваше Высочество?
– Что? Конечно, нет! Лучше верните меня в спальню.
Они, конечно, повиновались. На этот раз заснула я быстро и спала спокойно, теперь уже без сюрпризов.
А утром меня разбудили даже раньше обычного, и пробуждение нельзя было назвать приятным, хотя утро приятным вообще не бывает.
– …Ваше Высочество, как смели вы попрать закон нашей драгоценной империи? Как смели вы пойти против воли вашего отца, да будет его правление вечным? Подумали ли вы, в какое положение это его ставит? – распинался канцлер.
Спросонья у меня настроение всегда так себе, а тут вообще упало ниже плинтуса. Я с головой закуталась в одеяло и отвернулась к стене.
– Ваше Высочество! – опешил канцлер. Интересно, сколько он уже так разглагольствует? Я-то точно не сразу проснулась. – Имейте мужество слушать меня лицом к лицу! Имейте уважение к старости!
Я подняла правую руку и показала ему средний палец.
Канцлер не понял.
– Ваше Высочество, что вы делаете?
Ну все, старый хрыч, подумала я тогда, ты меня достал! Хуже, чем сейчас, быть просто не может: ты и так хочешь меня убить – куда уж хуже? Так что я теряю?
Я осторожно села – голова с утра, естественно, болела – и повернулась к сердитому старику.
– Непонятно? Сейчас объясню: пошел вон!
– Что? – изумился канцлер.
В спальне воцарилась мертвая тишина. На меня наконец-то посмотрели все, до последней служанки. Прямо и испуганно.
– Вон пошел. Немедленно!
Но канцлер, наоборот, придвинулся ко мне и наклонился. Я взглянула на Ли, но тот не шевельнулся. Вдруг этот старикашка его уже перекупил?
– Как ты смеешь, ничтожество? – прошипел старый хрыч еле слышно. – Совсем помешался?! Для тебя это слишком – тихо пожить, пока не женишься на моей дочери? Даже на это ты не способен?!