Принцесса-невеста

Моргенштерн С.

Иниго же, в свою очередь, был ошарашен странным поведением Феззика. Он не понимал, почему тот вдруг начал вести себя подобным образом, и собирался окликнуть его, когда увидел маленького крапчато-зелёного паука, быстро спускавшегося с дверной ручки, и наступил на него своим сапогом, поспешно двинувшись к клетке.

Феззик был уже внутри, стоя на коленях рядом с телом.

– Не говори этого, – сказал Иниго, входя в клетку.

Феззик попытался, но всё уже было написано на его лице.

– Мёртв.

Иниго

осмотрел тело. В своей жизни он видел много трупов.

– Мёртв.

И он в отчаянии сел на пол, обхватил руками колени и начал раскачиваться вперёд и назад, словно ребёнок, вперёд и назад, вперёд, и назад, и вперёд.

Это было слишком несправедливо. Конечно, жизнь была несправедлива, но это было уже слишком. Он, Иниго, не мыслитель, думал – разве он не нашёл человека в чёрном? Он, Иниго, боящийся зверей, и пресмыкающихся, и всего жалящего, провёл их через Зоопарк целыми и невредимыми. Он сказал «прощай» осторожности и преодолел все границы, что, как ему казалось, существовали для него. И теперь, после всех этих усилий, после того, как он в этот день из дней воссоединился с Феззиком ради этой единственной цели, ради того, чтобы найти этого человека, чтобы помочь ему придумать план, чтобы помочь ему отмстить за его мёртвого Доминго – пропало. Всё пропало. Надежда? Пропала. Будущее? Пропало. Все движущие силы его жизни. Пропали. Уничтожены. Разбиты. Мертвы.

– Я – Иниго Монтойя, сын Доминго Монтойи, и я не приму этого.– Он вскочил на ноги и направился вверх по подземной лестнице, останавливаясь лишь для того, чтобы быстро отдавать команды.

– Пошли, пошли. Возьми тело. – Он порылся в карманах, но они были пусты из-за бренди. – У тебя есть деньги, Феззик?

– Немного. В отряде грубой силы хорошо платят.

– Я надеюсь, что этого хватит, чтобы купить чудо, вот и всё.

Когда в дверь его хижины постучали, Макс не хотел отвечать. Он почти сказал: «Идите прочь», – потому что в последнее время сюда приходили только дети, насмехавшиеся над ним. Но только на этот раз время было слишком позднее для детей – была почти полночь – и, кроме того, стук был громкий и, в то же самое время, такой тук-туковый, словно разум говорил кулаку: «Поторопись; я хочу увидеть действие».

Поэтому Макс приоткрыл дверь, лишь на щёлочку, чтобы посмотреть, кто там.

– Я вас не знаю.

– Вы не Кудесник Макс, который все эти годы работал на короля? – спросил тощий.

– Меня уволили, разве вы не знаете? Это болезненная тема, и вам не стоило её поднимать, спокойной ночи, в следующий раз поучитесь манерам, – и он захлопнул дверь.

Тук-тук – тук-тук.

– Уходите, говорю вам, или я позову отряд грубой силы.

– Я из отряда грубой силы, – отозвался снаружи другой голос, громкий и глубокий, такой голос, с которым вам не хотелось ссориться.

– Нам нужно чудо; это очень важно, – сказал снаружи тощий.

– Я ушёл на пенсию, – ответил Макс, – в любом случае, вам не нужен тот, от кого избавился король, не так ли? Я могу невзначай убить того, для кого мне нужно сотворить чудо.

–

Он уже мёртв, – отозвался тощий.

– Ах вот как? – сказал Макс, и в его голосе послышался слабый интерес. Он снова приоткрыл дверь на щёлочку. – С мёртвыми я умею обращаться.

– Пожалуйста, – сказал тощий.

– Вносите его. Но я ничего не обещаю, – немного подумав, сказал Макс.

Огромный парень и тощий парень внесли большого парня и положили его на пол хижины. Макс потыкал труп.

– Не такой окоченевший, как некоторые, – сказал он.

Тощий сказал:

– У нас есть деньги.

– Тогда обратитесь к какому-нибудь гениальному специалисту, что вам мешает? Зачем тратить время, связываясь со мной, которого уволил король? – Когда это произошло, он чуть не умер. Первые два года он желал умереть. Его зубы выпали, так он ими скрежетал; он вырвал себе несколько клочков волос, так дико он был зол.

– Вы – единственный оставшийся в живых волшебник во всем Флорине, – сказал тощий.

– О, так поэтому вы пришли ко мне? Один из вас спросил: «Что нам делать с этим трупом?» И другой ответил: «Давай забежим к тому волшебнику, которого уволил король», – и первый, наверное, сказал: «Нам нечего терять; не может же он убить труп», – и другой, наверное, сказал…

– Вы были замечательным волшебником, – сказал тощий. – Вас уволили только из-за политики.

– Не оскорбляйте меня, называя замечательным – я был велик– я и сейчасвелик – и никогда не было – никогда, слышишь, сынок, волшебника, который мог бы сравниться со мной – я сам изобрёл половину всех волшебных техник – а потом они уволили меня… – Внезапно его голос прервался. Он был очень стар и слаб, и усилия, которые он затратил на эту страстную речь, истощили его.

– Сэр, прошу, сядьте, – сказал тощий.

– Не называй меня «сэр», сынок, – сказал Кудесник Макс. В молодости он был крепким орешком, и до сих пор таким и остался. – Мне нужно работать. Я кормил свою ведьму, когда вы пришли; мне надо закончить это дело, – и он поднял дверцу люка и опустил в подвал лестницу, закрыв люк за собой. Сделав это, он прижал палец к губам и подбежал к старушке, готовившей на углях горячий шоколад. Макс женился на Валери миллион лет назад, или по крайней мере так казалось, в Школе Волшебников, где та работала разливальщицей зелий. Она, конечно же, не была ведьмой, но, когда Макс начал практиковать, каждому волшебнику надо было иметь ведьму, и, поскольку Валери не возражала, на людях он называл её ведьмой, и она выучила достаточно ведьминских штучек, чтобы выдать себя за ведьму, когда обстоятельства принуждали её к этому.

– Слушай! Слушай! – прошептал Макс, указывая вверх, на хижину над ними. – Никогда не угадаешь, что у меня там наверху – гигант и испашка.

– Гигант на палке?– спросила Валери, схватившись за сердце; слух у неё был уже не тот, что раньше.

– Испашка! Испашка! Испанец. Шрамы и всё что полагается, стреляный воробей.

– Путь берут всё что хотят; у нас нет ничего ценного, за что бы стоило бороться.