Принцесса: следствие ведут…
Шрифт:
Сдедователи согласились и принялись допрашивать лиц эльфийской национальности.
– Не было нас в столице двадцать пятого августа! – наперебой твердили эльфы, постоянно проживающие в Примавере, недоумевающе глядя в лицо суровым дознавателям. – Что тут летом делать? Мы на лето в отпуск ездим в Куршевель, управляющий гостиницы нас знает и может подтвердить, что мы как первого июня туда заехали, так уехали только первого сентября. К нам ещё младшая принцесса на неделю приезжала как раз в упомянутый вами период.
– Не было нас в городе, – вторила им группа из наследника эльфийского Правителя и его сопровождающих. –
– А мы вообще к вам не заезжали, – пожимали плечами Дор и Эр. – Мы после летнего бала, который состоялся двадцатого августа, на следующий день покинули дворец Правителя и поскакали на восток, потом, кажется, на север, встретили старика и крылатых и вместе с ними добрались до столицы.
– Проверим! – отвечали им следователи. Выяснилось, что, действительно, эльфы с семьями массово тратили заработанные капиталы в Куршевеле, зажигая на местных дискотеках и принося государству прибыль от развития туризма. И принцессу Алину тоже очень хорошо запомнили в одном ночном клубе, где она усиленно учила названия эльфийских коктейлей, а потом аж до самого утра закрепляла выученное в компании развесёлой ушастой молодежи. Также подтвердилось, что наследник с командой проехали крепость на западном перевале именно двадцать третьего числа, но, как мрачно заметила королева, какой-нибудь шпион мог оторваться от команды и тайно прибыть в столицу, воспользовавшись снегоходом.
– Всё равно бы не успел! – заметил следователь. – Ему три дня пришлось бы добираться даже на максимальной скорости.
– Если по правительственной трассе, то два дня, – ответила ему королева.
– Но откуда они могли узнать про правительственную трассу? Это же страшная тайна, даже я не знаю, где она проходит, – удивился следователь. – Тайна известна только отдельному взводу мотострелков, которые сопровождают государственные делегации. Их всего десять вингнордов, отбор туда жесточайший, они дают страшную клятву и подписку о неразглашении. Там такие высокие зарплаты, что ветераны не уходят на пенсию, а предпочитают, чтобы их застрелили в бою или на учениях, тогда их родным платят единовременное пособие, которого хватает на покупку небольшой квартирки или домика в пригороде. Кстати, учения у этого взвода всегда проводятся с боевыми патронами, поэтому смертность у ветеранов стопроцентная, и всё равно конкурс двести крыльев на место.
– Вот это вам и предстоит выяснить, кто доставил эльфа в столицу и нарушил клятву! – велела королева. – Всех допросить по-отдельности.
Допрос виновного не выявил.
– Везде шпионы! – с горечью констатировала королева. – Как нам разоблачить мерзавца?
К ней наклонился Оскар, одетый в парадную форму телохранителя, то есть в чёрный костюм-тройку с ослепительно-белой рубашкой, туфли цвета агата из кожи рогатого тушканчика, самой дорогой кожи островов, в тёмных очках, скрывающих глаза, и с двумя пистолетами в кобурах под мышками. – Разрешите, моя повелительница, я допрошу их по-своему!
– Я дозволяю вам применить любые средства! – решительно кивнула королева. – Никакой жалости предателям!
***
– Ааа! Только не это! – рыдал здоровенный детина, глядя, как злобный варвар подносит огромный блестящий нож к животу потёртого плюшевого медвежонка. – Я всё рассказал, всё! Убейте меня, но его не троньте!
– Ты уверен? – Оскар вонзил нож в мягкое пузо, из которого немедленно полезла вата. – Признавайся, ты – эльфийский шпион? Ты раскрыл эльфам правительственную трассу?
– Нет, не я! – вырывался из рук палачей крылатый. – Я всего лишь три дня прогулял, когда с пацанами на рыбалку уехал, а начальству сказал, что у меня тётя умерла, и я её хоронил!
***
– Его смерть будет на твоей совести, – вкрадчиво говорил Оскар, улыбаясь в полные ужаса глаза другого качка, раздетого до трусов, держа за заднюю лапку извивающегося рыжего хомячка над банкой со спиртом. – Представляешь, откроешь ты буфет, а там рядышком стоят банки с компотом, солёными огурцами и хомяком!
– Только не моего Хомку! – ужасом протягивал закованные руки к безжалостному варвару пытаемый. – Я признаюсь, что у меня не отравление было, это я с ребятами напился, а утром на работу проспал!
***
– Не трогайте мой фикус! – кричал следующий боец, когда Оскар подносил огонь зажигалки к зелёному листу небольшого кустика в нарядном горшке. Листик медленно обугливался по краям, по лицу парня катились слезы, а варвар вдруг заорал, срывая голос: – Признавайся! Ты – эльфийский шпион? Да? Да?
– Да! – обмяк на стуле крылатый. – Я, наверное, эльфийский шпион. Я на сборы на день опоздал, потому что с одной эльфийкой познакомился, поехал её на дачу провожать и там и остался. А сам сказал, что у меня бабушка заболела!
***
Старший сержант молчал. Оскар второй час по одному медленно выщипывал перья из хвоста голубого волнистого попугайчика, но седой ветеран упрямо качал головой в ответ на все обвинения. Проникшись невольным уважением к стойкому крылатому, Оскар сказал, что отпустит его с попугаем, если он расскажет, не вызвал ли кто-нибудь из подчиненных у него подозрений. Тот поднял на варвара прозрачные глаза и ответил, что кроме случайных связей с эльфийками да мелких нарушений дисциплины, вроде отмазок, что отравился, а сам мучился похмельем или уехал на рыбалку, а начальству сказал, что родственница померла, его ребята чисты, как стекло. А сам он скорее покончит с собой, чем допустит, чтобы на его взвод пала хоть тень подозрений. Рыжий телохранитель королевы немного подумал, расковал крылатого и отдал ему попугая.
– Можете идти, сержант, у меня к вам вопросов больше нет.
– А мои бойцы? – спросил командир.
– Разбираемся, – сурово ответил варвар.
Сержант повернулся и, ничего больше не сказав, вышел из камеры. Он молчал, когда поднимался из подвала во двор, он молчал, когда, сгорбившись, шел по улице до своего дома. Войдя в просто обставленную комнату, также ничего не говоря, он сел за стол, поставил клетку рядом и достал из верхнего ящика большой нож с надписью «Любимому командиру». Этот нож ему вручили бойцы после того, как он два дня тащил на себе солдата, раненного при испытании нового снегохода, и принёс живым.