Принцесса Теней
Шрифт:
Что было еще хуже, чем наблюдать за ней с другим парнем. Потому что это был еще один признак того, как сильно она переживает. Я пытался поговорить с ней об этом несколько раз, но до сегодняшнего дня, когда я смог подойти к ней, она просто уходила. И не в страхе, не так, что я мог бы воспринять как знак того, что она наконец-то решила склониться передо мной. А так, будто мое общество было последним, чего она желала. И я не мог винить ее за это. Но это делало попытки помочь ей практически невозможными.
Я попросил студентов, которые жили в соседствующих ей комнатах,
Я взглянул на свои пальцы и увидел, что они испачканы ее кровью в тех местах, где я исцелил ее. Я бы хотел так же легко залечить раны внутри нее, как и те, что были нанесены на ее тело.
Она сказала, что сейчас между ней и Калебом ничего не происходит, и это наполнило меня пьянящим чувством облегчения, на которое у меня не было никакого права. Потому что, как бы ни нравилось какой-то маленькой части меня притворяться, что я имею над ней какую-то власть, я знал, что на самом деле это не так. Эта влюбленность, одержимость или увлеченность, которую я испытывал к ней, не давала мне никаких прав на нее. Я не заслужил никакого права голоса в ее жизни. Это не значит, что я жаждал ее меньше. Но я должен был напоминать себе об этом факте. Потому что если Кэл снова укусит ее, я готов был поспорить, что он будет искать от нее чего-то большего. И у меня не было никаких веских причин возражать против этого. Что я мог сказать ей по этому поводу? Не будь с ним, потому что мы были вместе однажды. На один, слишком короткий, сокрушительный момент, ты была моей. И я не должен был тебя отпускать.
Это, наверное, подействовало бы так же хорошо, как то, когда я пытался убедить отца не бить меня. Она явно решила забыть о том, что мы были вместе. И боль от того, что она отвергнет меня вслух, и от того, что мне придётся услышать, как она это скажет, просто сломает ту жалкую маленькую часть меня, которой все еще нравилось цепляться за мысль, что это действительно что-то значило для нее. Потому что для меня это значило больше, чем я мог выразить словами. И несмотря на муки, которые я испытывал, вспоминая этот момент и понимая, что он прошёл, я бы не променял воспоминания о нем ни на одну ауру в мире.
Я раздраженно выдохнул, прогуливаясь по Лесу Стенаний. Я не знал, что за хрень происходит со мной. Я не тосковал по девушкам. Я ни разу в жизни не испытывал таких чувств по отношению ни к одной из них. Но я ничего не мог с этим поделать. Единственное, что я мог сделать, это запереть это наглухо и не давать этому проявиться.
Мой атлас зазвонил, и я вытащил
Мое сердце забилось, когда я увидел имя брата на определителе номера, и я улыбнулся, поздоровавшись.
— Ты уже продвинулся в том, чтобы вытащить меня отсюда? — спросил он шутливо, как делал каждый раз, когда мы разговаривали.
— Работаю над этим, — пообещал я, что не было ложью. И здесь я также не продвинулся.
— Как мама и папа? — спросил я, не потому что мне было наплевать, а потому что я действительно хотел узнать, обратил ли в последнее время глава нашего семейства свою ярость против моего младшего брата или нет.
— Хорошо, — ответил он, и я медленно выдохнул, потому что это означало, что за последние несколько дней ему пришлось пережить не так уж много. — Хотя мама сделала что-то странное той ночью.
— О? — спросил я с любопытством. Мама не делала ничего странного. На самом деле, она вообще ничего не делала. Она просто расхаживала по дому в лифчике пуш-ап и дизайнерском платье и выглядела красивой всякий раз, когда отец решал вывести ее на публику. Иногда я задавался вопросом, всегда ли она была такой или это роль, в которую она вжилась после того, как стала женой Советника. Я знал, что она сама по себе магически сильна, но она никогда не использовала свою магию для чего-либо, кроме как для того, чтобы выглядеть красиво или залечивать наши раны, если мы вступали в схватку с отцом.
— Да. Она, вроде как, пришла в мою комнату в три часа ночи, а я притворился спящим, на случай…. — Ему не нужно было заканчивать это предложение, потому что я вспомнил, каково это — быть разбуженным посреди ночи отцом, когда он приходит домой пьяный, злой и взбешенный.
— Что она хотела? — спросила я.
— Она пришла, села на мою кровать и просто… плакала. Она гладила меня по волосам и пела мне колыбельную, которую всегда пела, когда мы были детьми. Знаешь, про человека в стеклянном доме, который не мог выбраться? — сказал Ксавье.
Я нахмурился, остановившись, и сошел с тропинки, прислонившись к огромному дубу, отдавая все свое внимание разговору.
— Думаешь, она просто ностальгировала? — спросил я.
— Нет. Ну… может быть. Но перед тем, как уйти, она что-то сказала. Скорее даже прошептала, так что я не совсем уверен, что правильно расслышал…
— Что она сказала? — спросил я с любопытством. И тот факт, что мне было любопытно узнать о чем-то, что сделала мама, был более чем немного странным для меня.
— Я думаю, она сказала: «Я бы хотела рассказать тебе».
Между нами воцарилась тишина, и я нахмурился, глядя на свои питбольные бутсы, пытаясь понять, что это могло значить.
Если бы я знал ее лучше, то, возможно, у меня был бы шанс разобраться с ней, но, по правде говоря, она всегда была лишь фоновым украшением нашего дома. Я был рад ее обществу, только когда она залечивала раны, полученные от отца. Но теперь, когда я мог делать это сам, она мне больше не была нужна.