Принцесса викингов

Вилар Симона

Корабль шел ровно. Крепкий запах драккара – смолы, дерева, людских тел, сырой шерсти и кислых овчин – уносили свежие солоноватые порывы бриза. Эмма присела на бухту канатов, кутаясь в мех. Бьерн окликнул ее:

– Хочешь, я еще кое-что расскажу о моем сватовстве к дочери Ботольфа?

– Ты не раз говорил об этом, – улыбнулась Эмма. – Я вижу, ничто так не занимает тебя, как предстоящая свадьба.

Но скальд уже не слушал ее.

– Когда я сказал Ботольфу, что хотел бы породниться с ним, я еще не знал, руку какой из дочерей стану просить. Уж больно пришелся мне по душе сам хозяин Байе, и я решил во что бы то ни стало сделаться его зятем. Когда же

я заговорил о свадьбе, Ботольф тут же выставил передо мной бочонок старой браги. Мы пили всю ночь, и, сказать по чести, мой будущий тесть свалился под стол первым. Я же поднял бочонок и допил остаток через край, воскликнув, что пью за достославного хозяина и его семью. Одним богам известно, какого труда мне стоило после этого встать и удалиться с гордо поднятой головой, удачно миновав дверной косяк. Жена Ботольфа, Бера, что означает «медведица», – а эта женщина и впрямь такова, превосходя ростом Ботольфа, – сказала поутру, чтобы Ботольф и не помышлял взять такого пьяницу, как я, в семью. Но старый ярл настоял на своем. Бера потом жаловалась, что ее муж пропил дочь, как корову. Хо! Думаю, сама-то Ингрид не пожалеет, что получила в мужья скальда с такой славой, как у меня…

Бьерну все же удалось развеселить девушку, но в этот миг длинная волна качнула корабль, и Эмма, не устояв, ухватилась за скальда. Бьерн не растерялся, и в следующий миг девушка уже боролась с ним, он же, жарко дыша, искал ее губы.

– Да у тебя разум помутился, Бьерн! – воскликнула она, наконец освободившись. Неожиданно ее разобрал смех:

– Ты не знаешь стыда! Только и толкуешь, что о своей невесте, сам же…

Рулевое весло легло на борт, Бьерн вновь попытался поймать ее свободной рукой.

– Уж каков есть, зато никто не скажет, что рядом с красавицей я стоял с опущенными глазами и не попытал свою удачу!

Эмма оглянулась – не видят ли их. Следовало бы уйти, и тем не менее она осталась, потому что Бьерн внезапно спросил:

– Хочешь, я поговорю с Атли?

– О чем ты? – не сразу поняла она. Почему-то сжалось сердце.

– Атли неглуп, он поймет, – торопливо заговорил Бьерн, глядя не на Эмму, а куда-то вперед, по курсу драккара. – Всем известно предсказание, что именно Атли поможет Ролло обрести счастье и недосягаемо вознестись. И если он откажется от тебя ради старшего брата, тогда Рольв оставит женщину, которая не в силах дать ему сына.

– О нет! – сказала Эмма. – Мне безразлично, будут ли у Ролло наследники. Я дала слово и стану женой Атли. Ролло Нормандский никогда не меняет принятого решения, и его никто не сумеет переубедить.

– Только Атли и никто другой. И если он откажется от тебя…

– Но он не откажется! – твердо произнесла Эмма. – Он любит меня. Для Ролло же я всего лишь принцесса, родственница франкских королей…

– Женщина, в песнях твоих поболее смысла, нежели в речах, – усмехнулся Бьерн. – Разве сердце твое не знает, кому ты по сердцу? И если бы ты только захотела…

– Но я не хочу! Я не могу истязать Атли. И если на то пошло, я уже его жена.

Последние слова она произнесла так скорбно, что Бьерн вновь ощутил пронзительную жалость к ней. О боги, а они-то с Ботольфом, глупцы, надеялись, что ей под силу справиться с Белой Ведьмой! Ролло безумен, если готов оборвать свой род из-за данного давным-давно брачного обета. Возьми он сейчас вместо Снэфрид новую жену – не нашлось бы соплеменника, который осудил бы его. Продолжение рода – священная обязанность мужчины, но Ролло и от этого отказывается. Может, и в самом деле его околдовала Снэфрид?..

Воцарилось молчание. Наконец Бьерн промолвил:

– Не стоит так печалиться. Всем ведомо, что Атли болен… Как долго продлятся его дни в Мидгарде? Вряд ли он доживет до седых волос. Человек, который хворает грудью, скоро заставит свою жену надеть вдовий платок. И тогда более не останется препятствий.

– Но Снэфрид?

– Да, она много значит для Ролло, – кивнул скальд. – Но Лебяжьебелая далеко не молода. И если с Атли что-то случится… Так или иначе – он обречен, – Бьерн сделал паузу, и Эмму охватил испуг. То, о чем он умолчал, было страшно. Она смотрела на него, не отрываясь, но скальд налег на правило и закончил: – Тогда ты станешь свободной и сможешь отдать себя Ролло.

Сказанное подействовало на Эмму, как ушат ледяной воды. Она почувствовала себя оскорбленной.

– Никогда! – воскликнула она, топнув ногой. – Никогда я не стану унижаться перед Ролло. И не смей говорить об этом. Я не люблю Атли, но не предам его, пока он жив.

Она даже не заметила оговорки, но Бьерн и не стал указывать ей на оплошность. Она была так хороша, когда злилась! Растрепавшиеся волосы, дико блестящие глаза, сердито надутые губы…

– Ну что же с тобой делать, девушка? – вкрадчиво начал Бьерн. – Разве что приголубить?

Секунда – и он вновь оказался рядом, притянул ее к себе.

И снова Эмма не знала, возмутиться ей или рассмеяться.

– Ты уколол меня щетиной!

Бьерн не отпускал ее.

– Это все, что ты почувствовала?

Когда он вновь склонился к ней, она не противилась. Поцелуи Бьерна были не столь упоительны, как поцелуи Ролло, но, когда его жадный рот приник к ее вспухшим губам, она испытала мстительную радость и сама обняла его. Бьерн тяжело задышал, его руки искали ее тело под плащом. Правило, оставшееся меж ними, давило обоим грудь, и когда в борт ударила волна, оно зашевелилось, словно отталкивая их друг от друга. Эмма тотчас очнулась, разжала руки, обнимавшие скальда, и попятилась. Бьерн перевел взгляд на море и встряхнул головой, приходя в себя.

– Ну и глупец! – воскликнул он.

Она так и не поняла, о ком он говорит. Глаза скальда горели, как плошки, когда он вновь повернулся к ней.

– Ступай, красавица. Уходи, иначе разум мой помутится и мы погубим корабль на скалах.

Грудь его вздымалась, но Эмма уже была спокойна. Улыбнувшись скальду, она пошла прочь, но Бьерн окликнул ее:

– Эмма!

Она обернулась.

– Атли, разумеется, славный парнишка, я люблю его, но кто знает, как все сложится. И знай, если тебе понадобится моя помощь, – ты можешь рассчитывать на меня.

Эмма тут же вернулась. Бьерн был почти на голову выше ее, и когда она бережно поцеловала его, сжав ладонями виски скальда, ей пришлось подняться на носки и наклонить его голову к себе. Но это был совсем другой поцелуй. Почти касаясь губами его губ, она сказала:

– Ты все понимаешь. И если бы любовь к Левше не сожгла мне сердце, я бы любила тебя, Серебряный Плащ.

Он глухо проговорил:

– А не будь у меня в руках правила, я бы тебя так просто не отпустил от себя.

Эмма смеялась, уходя. Она вновь чувствовала себя красивой и уверенной. Перед входом в палатку она остановилась. Здесь в меховом мешке спал Атли, что-то бормоча во сне. Эмма тихо опустилась возле него на колени. Несчастный, беспомощный, влюбленный юноша, которому она так или иначе обязана жизнью… Атли коротко застонал и затих. Дыхание со свистом вырывалось из его груди. Эмма осторожным движением убрала волосы с его лба.