Принцесса

Сеймон Норман

Но боялся Олаф напрасно: насекомое, оказавшееся вблизи таким же огромным как и первая знакомая сотника, село на самом берегу, а потом аккуратно сползло вниз. Как только тварь исчезла, чивиец под бежал к обрыву, перегнулся, насколько позволяла смелость, и увидел, что высокий откос сплошь изрыт норами, напоминая муравейник.

–  Вот это штука!
– восхитился он, обнаружив невозможное.
– Город! Город стрекоз!

Несомненно, это был именно город. Многие выходы соединялись слепленными из глины балкончиками, явно облегчавшими переходы. Время от времени внизу кто-то мелькал, показываясь на минуту,

видимо, обитатели. Из нескольких нор вниз сыпался грунт.

–  Ты сообразительный!

Прежде чем Олаф обернулся, на его лице расцвела широкая улыбка, чем-то напоминающая любимую гримасу Настас. При этом сотник чуть растопырил руки и расставил ноги. Перед чивийцем, всего в десятке шагов, стоял человек с короткой черной бородой и глубоко посаженными глазами, в руках он держал копье. Несколько мгновений люди улыбались друг другу.

–  Ты откуда здесь появился?
– наконец спросил Олаф, забавно покачивая головой на вытянутой вперед шее.
– Я-то? Живу здесь. Меня зовут Барук.
– Ты речник, да?

–  Нет, - Барук отмахнулся.
– Боюсь по воде плавать. Но я представился, а тебя как зовут?

–  Олаф, - сотник предпочитал называться своим настоящим именем, оно ему нравилось.
– А кто ты тогда такой? Почему тут живешь? У реки не живут.

–  Почему это у реки не живут? Хлоя - хорошая речка, воздух здесь чистый, ручьи мелкие есть. Вот и живу… - Барук приблизился, небрежно перехватив копье двумя руками.
– Давай, парень, рассказывай о себе. Кто, откуда, чем занимался.

–  Я из Трофиса, - начал врать Олаф все так же глупо улыбаясь.
– Носильщиком работаю, возле площади живу, в новых кварталах. А потом нас с напарником погнали высоких господ на охоту сопроводить… Там у одного на заднице какая-то болезнь, не мог он верхом ехать, и в повозке не мог. И тут… Ты не поверишь, Барук! Я отошел в сторонку по делу, а тут прилетает стрекоза. Огромная!

–  Дальше можешь не рассказывать. Вот что, Олаф, я тут не один живу. Видишь, - Барук показал на степь. Из высокой травы по его жесту выросли еще четыре человека с такими же копьями.
– Сейчас ты пойдешь с нами в город стрекоз. Они его никак не называют, а мы, люди, решили назвать Хлоя-табе.

–  Странное название, - заметил Олаф.
– Вы с ними дружите, да? Со стрекозами?

–  Название обычное, табе - так всегда на юге зовут города у рек. Просто у вас здесь таких вообще нет… - задумчиво ответил Барук, вздохнул и поманил Олафа копьем.
– Пошли. Вон там вход, где эти люди стоят.

–  Стрекозиный город!
– опять с восхищением повторил сотник и пошел к копейщикам.

В траве оказалась даже не нора, а широкий вход, весьма умело замаскированный. На нем имелись даже двустворчатые дощатые двери, вот только смертоносец в них бы ни за что не протиснулся. Для виду Олаф немного поупирался, и тогда его просто затолкнули внутрь. Двое с копьями остались снаружи, из чего чивиец сделал предположение, что стрекозы могут в любой момент принести кого-нибудь еще.

Ход довольно круто уходил под землю. Там было совершенно темно, но какая-то явно не из паутины сплетенная веревка служила перилами, и спуск не составил трудности. Сделав поворот, Олаф увидел далеко впереди крошечный огонек, а еще услышал гудение. Навстречу веяло прохладным, сырым воздухом.

–  Там кто-то

есть!
– сказал он Баруку, останавливаясь.

–  Стрекозы, - успокоил его человек.
– Тебе ведь они не причинили вреда? И впредь такого не будет, если не окажешься дураком. Они умные, наши летучки. Чтобы в ходах всегда был свежий воздух, дежурные сидят и машут крыльями в специальных камерах.

–  Зачем специальные камеры?

–  Чтобы крыльями махать, Олаф! В таком ходе, как этот, стрекозе не развернуться.

–  Так это вроде того, как пчелы делают!
– решил показать некоторую эрудицию Олаф.
– Значит, здесь улей?

–  Ты ладишь с пчелами?
– тут же заинтересовался тот копейщик, что до сих пор молчал.
– За медом лазил?

–  Нет, только знал таких.

Они шли теперь по горизонтальной поверхности. Время от времени в стороны уходили такие же коридоры. Олафу оставалось только надеяться, что им не придется делать много поворотов, и дорогу наверх он в случае беды сможет отыскать самостоятельно.

Между тем огонек приблизился, он горел в наполненном маслом блюдечке. Рядом сидел хмурый, тощий человек. Завидев гостей, он поднялся навстречу и Олаф увидел, что у него не хватает одного глаза.

–  Еще один? Наконец-то.

–  Да, десятого дождались, - будто поздравил его Барук.
– Можно прямо сейчас и начать, только объясни ему, что к чему. Звать парня Олаф, из города Крофис.

–  Трофис, - поправил сотник.
– Вы что, разве не знаете Трофис?

–  Узнаем, придет время, - ответил одноглазый.
– Ну, раз он десятый, тогда пошли сразу к стрекозам, а по дороге поболтаем. Засиделся я здесь, в норе, надоело.

К неудовольствию Олафа, его действительно повели вглубь подземного лабиринта, то и дело поворачивая в разные стороны. Оба человека демонстрировали прекрасное знание стрекозьего города. Вскоре они оказались на подобии галереи - по левой руке был целый ряд ровных отверстий, выходящих на реку. Зато справа…

В свете, проникающем сквозь входы, Олаф увидел огромную кладку. Насколько проникали солнечные лучи, тянулись ровные ряды крупных, круглых яиц. Сквозь их прозрачную, мягкую скорлупу сотник видел силуэты личинок. Каждая еще в яйце была крупнее человека.

–  Ой, сколько!
– чивиец не забыл и вслух выразить удивление.
– Ой, ну надо же!

–  Не шуми!
– потребовал одноглазый.
– Стрекозы криков не любят.

Взрослые тоже были здесь, они летали у входа, время от времени повисая и заглядывая внутрь. Одна особенно пристально вгляделась в Олафа, точно запоминая. Наконец галерея кончилась, люди прошли еще через один ход, и сотник испытал новое потрясение. Здесь жили женщины.

Это была точно такая же галерея, но напротив входов стояло множество лежаков, а часть ведущих наружу отверстий - занавешена. Около сотни женщин разных возрастов лежали, сидели, болтали, чем-то занимались и даже, судя по запаху, готовили пищу. Завидев гостей, они загомонили, многие выкрикивали приветствия, обращенные правда не к Олафу, а к Баруку и его одноглазому приятелю. Все это выглядело бы очень забавно, если бы не одна мало понравившаяся чивийцу деталь: большинство женщин явно были беременны. Внешне они выглядели по разному, и сотник предпочел прикрыть лицо ладонью, будто протирал глаз.