Принцип 8

Неделько Григорий Андреевич

Тем моментом, враг, искусно маскировавшийся под друга, праздновал окончание войны и предвкушал безбедную жизнь: моя экс-суженая, как пишут в газетах, была баснословно богата, конец цитаты. А кроме прочего, он заполучил мою невесту – бонус, не особо нужный, по сравнению с деньгами, зато приятный. Противник, конечно, алчен без меры, однако и удачную партию мимо себя не пропустит. Года три продолжалось его веселье, перед тем как – не без моей помощи, ага – истина всплыла на поверхность. Правда, истина, ответ – сложные, неприятные слова, скользкие, будто мячики под водой: невероятно трудно удержать, и когда-нибудь хоть один, да всплывёт. Следом за

ним поднимутся наверх, на свет, и остальные кусочки правды: из-за усталости, самонадеянности, потери концентрации… Конкретная причина неважна.

Моя анонимка сделала своё дело; я не просил ни чинов, ни благодарностей, ни пересмотра дела – никто этим и не занялся. Даже благоверная (но могу ли я сейчас так её называть?), даже она не приехала проведать меня, извиниться. Приехал, ты не поверишь, лишь мой враг-друг. Мы с ним поболтали о былых временах и мирно разошлись, в надежде вновь встретиться. Естественно, встречи не произошло, она мне и не требовалась; ощущение порядка в линиях жизни намного важнее.

Тут-то у меня и разладилось: после удара током я стал… немножко другим. Немножко – для себя, ведь я чётко ощущал, какие во мне произошли перемены, понимал, что они не критические, мелкие, если говорить точнее, просто неожиданные. Непривычные для тех, кто любит в жизни порядок и размеренность. Я слышал Её, Музыку. И я слышал звук ЖЖЖЖ! Слышал-слышал-слышал каждый день, и это не сводило меня с ума, нет, – позволяло иначе осмыслить мир. Слушая песни на иностранных, мне незнакомых языках, я понимал, о чём поётся, с полуслова; в инструментальных вещах с первых аккордов улавливал заложенные эмоции. Музыка играла в меня, и захотелось направить её вовне, ведь мир, так мне казалось, имел право слышать!

– Но у вас, выходит, ничего не получилось, – совсем неязвительно – сочувственно, скорее, – подметил Ёжик.

– Истинно так, мой друг. Да ладно, не тушуйся, – с друзьями надо быть открытым. – Дубнер подмигнул.

– А я слышал, никому нельзя верить. И если друг – правда друг, то познается в беде.

– Мудро, не по годам.

– Вы зря ехидничаете: я не так уж молод.

– Но и не стар. А я, если что, не ехидничал. Омлет доешь?

– Нет, спасибо, – вежливо отказался Ёж.

Ни слова не отвечая, Дубнер в мгновение ока заглотил порцию сотрапезника; сыто рыгнул и не извинился («У аскетов – собственный этикет», – подумал Ёжик).

– Чаю налить? – поинтересовался электрик-парапсихолог, заваривая в специальном металлическом чайничке пряную, травяную жидкость.

– Да, неплохо бы… протолкнуть, так сказать. Хотя омлет превосходный, – поспешил повторить гостящий.

– Слышал уж, – с не распознаваемым выражением молвил Дубнер, налил в чашки заварки, разбавил её водой из давно вскипевшего чайника.

– Холодный чаёк, – подметил Ёжик; испугался, что сказанное истолкуют неправильно – как грубость, – и добавил: – Люблю холодный не меньше горячего. – «Политик», кстати, не покривил душой.

– Хорошо-хорошо, – отмахнулся Дубнер.

Собрал посуду, вынес на улицу, разложил на неструганом, нечищеном полуимпровизированном столике. Ёжик остался ждать в доме. Когда с улицы донеслись характерные стуки ручного умывальника, колючий понял, что ждёт напрасно. Выглянув наружу, он обнаружил прихорашивающегося Дубнера. Грязная посуда, отмытая до блеска, до скрипа, лежала в сушилке из того же модельного ряда «сделай сам». Легковатое, незлобивое солнце испаряло влагу на посуде и постепенно напекала макушки зверям. Роса с травы почти испарилась; день переключался на следующую передачу.

Бобёр вытер лицо пушистым полотенцем дисгармонирующей расцветки и уступил место перед умывальником.

– Твоя очередь. – Дубнер в последний раз обтёрся и повесил полотенце на ржавый гвоздик. – Вон мыло, вон зубная паста, вон щётка. Закончишь – приходи, отведу тебя домой.

Ёжик немного опешил.

– Но ведь мы не договорили…

– Потом, – оборвал психолог мягко, но решительно.

«И как он добивается такого эффекта?!»

– Ответы ждали годы – что им какие-то лишние несколько часов.

– Но можно ведь опоздать! – удивлённо вскричал Ёжик.

– Опаздывают к тому, о чём знают; по-другому никак. Ты знаешь, на что намекаешь.

– Н-н-нет. – Губы игольчатого растянулись соответственно звуку «н-н-н», превратившись в мохнатую трубочку. – Зато…

– Зато трепаться горазд! – Дубнер беззлобно посмеялся. – Давай, водные процедуры, и пойдём уже.

– А когда мы опять встретимся?

– Я бы предпочёл, чтобы этого не произошло; проблема в том, что природе всё равно. Она просто есть и останется такой, как задумала, в огне не сгорев, в воде не утонув. Материальную плоть можно уничтожить, а вот как быть с нематериальной, духовной? Знание останется в памяти до тех пор, пока останутся те, кто умеет воспоминания хранить… Блин, Ёжик, ты болтаешь хуже проповедника; не уверен только, комплимент ли это.

– А…

– Всё, я в доме.

Бобёр рысью – не уклюжей, многокилограммовой, ломовой рысью направился к пугающе хлипкому крыльцу. Не надо обладать IQ выше 200, чтобы понять: все разговоры – позже, поэтому Ёжик с головой углубился в водные процедуры. В его случае выражение «с головой» имело и дополнительный, прямой смысл: если слишком сильно ударить по пимпочке, железяка, отвечавшая за подачу воды, застревала, и тебя окатывало водой, будто из шланга.

«Интересно, откуда Дубнер берёт воду? Я не видел у него фильтров…»

Мысли на эту тему отличались многообразием – и им же пугали: если вода из болота, в её состав может входить что угодно… вплоть до полного отсутствия собственно воды. Нет, в эту сторону лучше не думать. Пока, если он правильно истолковал слова Дубнера, вообще лучше не думать чересчур много, а потому чисть зубы, умывайся, вытирайся и шагом марш в дом, что Ёжик и проделал по-армейски: чётко, сухо, в полном молчании.

Дубнер стоял у открытого окна, сложив лапы в замок за спиной, созерцая природу болота, куда его годы назад занесло то ли чудом, то ли сглазом, но всё одно какой-то сильной штукой. Пейзаж за окном в течение долгого времени почти не менялся. Бобра, в любом случае, заведённый порядок устраивал – по привычке, плюс с оглядкой на парапсихологический опыт. Да он никогда и не пытался изменить сущее, хотел лишь одного: чтобы мир в благодарность, пусть изредка, но принимал во внимание и его потребности с желаниями.

«А если мои мечты исполняются сейчас? Вот прямо сию минуту… Весьма странным, м-да, образом». – Это короткое рассуждение заставило Дубнера поджать губы и задуматься крепче.

«А если и я рождён отшельником?» – глядя на широкую спину Дубнера, который почему-то не оборачивался, с ужасом подумал Ёжик.

Сильный страх появился, так как его обладатель счёл: очень плохо всю жизнь быть не тем, кем рождён. Брать на себя чужие обязанности, чаяния, победы и фиаско – всё равно что брать чужую вечность.