Принцип домино. Покой
Шрифт:
Смысл его слов доходил медленно. Адам отказывался им верить и не мог произнести внятно ни слова. Стены больничной палаты завертелись перед глазами. Боль в груди зажала в тиски. Он не мог сделать ни единого вдоха. Душили слезы обиды, и чувство, что ничего уже не исправить. Перед поездкой в поместье они с Шарлоттой повздорили. Адам был зол. Очень зол, но все же сел за руль, и с опозданием понимал, что зря. «Это моя вина?» – спрашивал он тогда больше у себя, чем у Лиама. Младший снова несвязно лепил о водителе, вылетевшем на встречку. Рассказывал о Шарлотте, шесть часов пролежавшей на операционном столе, но Адам уже не слушал. «Это моя вина», – укрепилось в его сознании на всю оставшуюся жизнь.
Он еще долго стоял и смотрел на покрытое сизым инеем надгробье, мерцавшее мелкими искрами в едва пробивавшемся сквозь облака лунном свете. Спустя время боль от утраты утихла, но Адам никак не мог вспомнить события той ночи. Водитель врезавшейся машины ехал с невысокой скоростью и абсолютно трезвый. Имел двадцатилетний опыт вождения и вылетел на встречную полосу без видимых причин… Для Адама картина не складывалась и стала его вечным кошмаром наяву. Он помнил ссору из-за работы, помнил, как резко разговаривал с Лотти, помнил, как все сильнее и сильнее выжимал педаль газа, загоняя злость глубже внутрь себя. Адам помнил все, кроме самого момента столкновения. Возможно, сам он не справился с управлением, зацепил обочину, и их Форд развернуло… Как итог: ехавший навстречу водитель влетел в пассажирскую дверь машины Ларссонов.
«Это моя вина», – внутри Адама на протяжении восьми лет набатом бил колокол. Отец сказал тогда, такое могло случиться с каждым, но сомнения не отпускали Ларссона даже сейчас. Со дня смерти Шарлотты он запрятал человека по имени Адам Грегори Ларссон так глубоко, что порой не верил, что он когда-то существовал. Стал тем, кого интересовала только работа, превратившись в озлобленное и циничное подобие самого себя. Пропадал в офисе днями и ночами. Контракты, командировки, договора… Когда один адский круг заканчивался – начинался следующий.
На пороге отмеренной четверти века Адам впервые столкнулся лицом к лицу со смертью. Она, как водится, не уведомила о своем приходе. Внезапно встретившись на пути, попросила подбросить автостопом, но так и не поехала с Адамом до конца.
Кровавый Залив
Солнце медленно поднималось над заливом и лениво тянулось над горизонтом. Небо на востоке полыхало алым, подобно огням автострады сегодняшней ночью. Лучи, исходившие от огненного диска, подбирались все ближе к берегу, осторожно касаясь их светом и превращая мир вокруг в картину импрессиониста, состоящую исключительно из бордовых и красных оттенков. Палитру словно составил истинный безумец. Лиам стоял на бетонном пирсе, задыхаясь от тяжёлого воздуха, насквозь пропитанного запахом железа и соли, что душили в попытках вдохнуть тяжёлый морской воздух глубже. Зимнее Солнце не принесло с собой тепла, за что стоит остаться ему бесконечно благодарным. Только ветер позволял дышать полной грудью, наблюдая представшее перед глазами.
С рассветом в мир возвращались краски, начиная с оттенков алого, и, кажется, забыв о существовании иных цветов. Чёрные лужи на сером бетоне превратились в темно-вишневые, а от удушливого запаха крови к горлу подкатывала тошнота. Солнце поднималось выше, цвета становились ярче и отчетливее, но оттенки в цветовой гамме оставались прежними. Лиам внимательно осмотрелся вокруг и видел только абсолютно серое, с размазанными пятнами багряно-красного.
Он осторожно шёл по пирсу, омываемого бурыми волнами, и обходил густые кровавые лужи, оставленные здесь подобно краске на палитре все того же безумного художника, что создал убийственное полотно. Вскоре идти аккуратно стало совершенно невозможно. Вокруг алое марево, которому не виделось конца. Тела несчастных сброшены в залив, меняя цвет прибрежных вод крови, покидавшей безжизненные тела. Банда Кровавого Залива полностью оправдала выбранное название, окрасив волны вдоль линии прибоя в цвета их флага. Посланник Хейза, словно мессия, снизошел до них, но превратил воду не в вино, а в багровый ад. Ларссон медленно двинулся в сторону ангара, прислушиваясь к посторонним звукам, но не услышал ничего, кроме завываний холодного северного ветра и скрежета раскачиваемой им арматуры.
Шаг за шагом он подходил туда, где лужи крови становились реками, пока, наконец, он не вошёл внутрь огромного ангара и замер, крепче сжимая Браунинг.
– Матерь Божья… Кто это сделал? – подавляя охвативший ужас, Ли припомнил слова о северном ветре, принимая их за издевку. Выуживая в темноте шорохи, он ловил лишь эхо шагов и пришедшие с рассветом длинные тени. Сомнений не было: рисовавший этой палитрой художник исчез, иначе Ларссон уже истекал бы кровью на полу рядом с ребятами Гарсиа. Он жив и пришел по душу ускользнувшего Кельта. Он справится. Это всего лишь кровь. И тут же в опровержение Лиам оказался на полу, утыкаюсь носом в бетон. Ствол приземлился рядом, и, о чудо, Ларссон продолжал дышать, пусть и той дрянью, что утаптывалась здесь годами.
– Дерьмо, – выплюнул он вместе с пылью. – Сейчас блевану, – вставая на ноги, Ли поднял голову от залитого кровью пола. Такого за все почти три десятка лет видеть еще не приходилось, а повидал Лиам благодаря брату многое.
«Блевать на месте преступления… Просто отлично», – сплюнул он вместе с пылью, пытаясь неглубоко дышать. Обычному человеку здесь было невыносимо. Да и многие копы не привыкли к такому кровавому месиву. Что уж греха таить, для самого Моргана это вряд ли рядовой случай.
Лиам замер посреди ангара, подняв голову и закрыв глаза и сгоняя зеленцу с лица, приходил в норму. «Соберись, Принцесса», – отвлекся он дурацким прозвищем от навязчивой идеи вывернуться наизнанку, и вмиг раскрыл глаза, забыв о желании оставить на месте преступления содержимое желудка. «Чтоб тебя, Эванс!» – злобно выругался Ли, глянув вокруг. Следовало бы взять с собой Формана, но его состояние ухудшилось после прошедших переговоров. Не факт, что Джейсон бы осилил поездку и пребывание здесь в своем нынешнем состоянии. Лиам принялся осматривать трупы у противоположной стены.
– Здесь есть еще один вход, оттуда ты и зашел – прикинул он.
Улики, окружавшие его повсюду, требовали анализа. Дилетантского и беглого, но иного варианта у Ларссона не оставалось. Навскидку, он смог предположить, что зверства дело рук одного человека. Максимум двух. Об этом говорил характер ранений: перо писало одной рукой. Возможно, двумя, но для точного ответа следовало установить орудие убийства, что в данных условиях невозможно. Окончательно взяв себя в руки и избавившись от желания поблевать, Ларссон принялся за обследование места преступления. Войдя в раж, он оказался полностью захвачен поисками новых сведений. Минуя лужи крови, Ли прошел к задней двери, где все, ожидаемо, тоже оказались мертвы, и принялся осматривать трупы. «Семнадцать», – насчитал Лиам и брезгливо поморщился. «Двадцатый один, учитывая тех, кто снаружи», – вспомнил он, увиденное на подходе к ангару.
«Что за отродье покромсало двадцать человек и ушло незамеченным?» – спрашивал он себя, ужаснувшись. Припомнив обещания Хейза, Ли на удивление не остался лежать искромсанным среди груды тел, и склонялся к версии, что опоздал. Не надо быть гением для понимания мастерства киллера, скорее всего, ушедшего в полностью пропитавшейся кровью одежде. Хейзу не играть с ним в одной лиге. Уровень заявлен много выше. Ларссона меньше всего интересовала личность убийцы, и очень волновал вопрос, на кого на самом деле тот работал. Им ни к чему конкуренты на финишной прямой.