Принцип мести
Шрифт:
– Чаю воскресения из мертвых к жизни будущего века. Человек никогда не смирится с тем, что он когда-нибудь умрет.
– Тогда отчего люди верующие не хотят и боятся умирать? Это ведь так замечательно – лег и умер. Почему они не спешат узреть Бога? Не торопятся встретиться с ним? Скажи, Игнатий, есть Бог или нет его?
– А ты как думаешь? – спросил протоиерей.
– А черт его знает. Да, вот оно. Неизвестность. А смог бы ты, к примеру, любить Бога, если бы он не обещал тебе ни жизни вечной, ничего? Если бы сказал: умри за веру, и будет стоять Царство Божие, но без тебя?
– Возможно, так и будет. Не думаю, что я достоин предстать пред его очи. Но мы опять возвращаемся к разговору о гарантиях. Гарантии может дать только похоронная контора. Мы все действительно умрем. Но кто-то воскреснет. «Ибо если мы соединены с Ним подобием смерти Его, то должны быть соединены и подобием воскресения».
– Все это лишь предположения. Нам мало получить доказательства жизни вечной, но необходимо, чтобы мир, в котором мы живем, был устроен на справедливых началах. Ты помнишь, что сказал по этому поводу Пушкин? Нет правды на земле, но правды нет и выше...
– Это, кажется, Сальери.
– Или станционный смотритель. Да...
Один из охранников, опершись руками о ствол пулемета, пристроился на скамейке покемарить. Пулеметчик на гребне трибуны курил сигарету за сигаретой. Третий бандит наматывал круги по внешнему периметру панкратиона. В небе постепенно гасли звезды. Приближался рассвет. Никогда рассвет не ассоциировался у меня со смертью.
– Я снова и опять и все о том же.
– О чем? – спросил Игнатий, наблюдая за тем, как бандит справляет малую нужду. По-видимому, он раздумывал, подходящий сейчас момент для нападения на него или не очень и что из всего этого может выйти.
– Когда человек остается один на один со смертью, ему не остается ничего другого, как выдумать того, кто бы избавил его от нее. А что если Бог – всего лишь наша великая и неутолимая потребность в Боге?
– Бог все же есть. Но есть ли он для нас? Мне кажется, все задают себе этот вопрос. От него невозможно уйти, если быть до конца честным. Ведь не зря же ты вспомнил о Боге именно сейчас.
– Да, я стараюсь думать о нем. Иначе можно просто сойти с ума.
– Для этого и нужен Бог.
– Но он ведь не такой, каким мы его себе представляем.
– Бог есть свет.
– Что же тогда тьма, откуда она?
– От дьявола.
– А дьявол откуда? Я склоняюсь к мысли о несотворенной природе зла, о его предвечности. Ведь Сатана – бывший ангел света, первый помощник Бога. Если до него не было зла, то что заставило его востать против Бога? Если зла не было вообще, откуда оно в Сатане? Получается, зло до него было обезличено, он стал лишь его олицетворением. Как ты отвечаешь на этот вопрос?
– Никак не отвечаю. Я не знаю, как на него ответить...
Вдруг я услышал едва различимый звук, отдаленно напоминающий шум дождя, еще робкого, моросящего как бы исподволь. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: это не дождь барабанит по газетному листу, это капли крови – пулеметчик с перерезанным горлом лежал ничком, навалившись грудью на перила ограждения. Тут же что-то чавкнуло, и охранник, наматывавший круги, свалился под столик судейской коллегии. Его напарник продолжал мирно спать, опершись об автомат Никонова. Уже почти рассвело, и я хорошо видел, как метнувшаяся к нему тень ударом приклада едва не вышибла беспечному часовому мозги.
Это был Садовский. Сверху его прикрывал устрашающего вида чеченец, в котором я без труда узнал «непримиримого воина ислама» Лему.
Мой друг взломал ограждение и «распечатал» панкратион. Заложники встрепенулись и, еще не веря в свое спасение, подались к выходу. Оказалось, почти никто не спал: находясь между сном и явью, между надеждой и кошмаром действительности, люди терпеливо ожидали своей участи и всю ночь бдили. В любой момент любой из этих несчастных мог оказаться в расстрельной пятерке. Вряд ли кто-то узнал бы в них вчерашних пресыщенных негодяев, жаждущих крови и развлечений – сильные мира сего выглядели жалкими и напуганными.
– Возьмите Дашу и ждите нас на тропе, – сказал мне Спокойный. – Уходить будем вместе.
Я не стал уточнять, на какой именно тропе и кого это «нас» – времени было в обрез.
– Уходим, – коротко бросил Садовский и протянул мне автомат, взятый у охранника.
– С нами Игнатий, он еще слаб, и девушка, – на всякий случай предупредил его я.
– Не слишком ли легко она одета? – спросил Садовский, с интересом присматриваясь к Даше. Под его оценивающим взглядом она приняла независимый вид и одернула полы куртки с эмблемой РХБЗ. Но спрятать свои аппетитные ножки на шпильках ей не удалось.
– Вас это не касается, – с небольшой задержкой проговорила она в ответ на его слегка фривольное замечание.
– Тогда вперед, на подиум, сударыня, – скомандовал Садовский.
Ошалевшие от неожиданно подаренной им свободы люди разбегались кто куда. Но наиболее осторожные старались держаться поближе к нам, поскольку мы были вооружены. Самые пронырливые успели обчистить часового, которого снял мой друг, и, прихватив с собой его оружие, скрылись.
Садовский махнул рукой Леме, но тот отказался последовать за ним.
– Я их задержу, – сказал он сверху и похлопал ладонью по магазину пулемета. – Они уже проснулись и позавтракали. Теперь придут убивать.
Побудка в монастыре сопровождалась беспорядочной стрельбой. Бандиты заметили разбегающихся из колизея заложников и открыли по ним огонь. Появились первые раненые. Но на них никто не обращал внимания – каждый был озабочен только собственным спасением. Страх гнал обезумевших людей вперед, прямо под пули. Они почему-то бежали к фуникулеру.
С трибуны по бандитам заработал пулемет – Лема затеял с ними ожесточенную перестрелку. Это позволило нам, как говорят военные, используя складки местности, скрытно выдвинуться в сторону опушки леса, где начиналась горная тропа и где, судя по всему, мы должны были встретитьтся со Спокойным. За нами увязалось еще несколько человек, и в их числе моя дурища. «Тебя нам только не хватало», – зло подумал я.