Принцип Новикова. Вот это я попал
Шрифт:
Разворачивая коня, я услышал чуть в стороне девичий смех, а затем приглушенный голос Ивана Долгорукого.
— Катька, веди себя приличественно, — прошипел Иван, и я обернулся, чтобы посмотреть, кого это он отчитывает.
Набросился Долгорукий, как оказалось, на свою сестру Екатерину, которую вроде бы не должно было здесь быть, или я ошибаюсь? Я узнал ее, потому что мельком видел портрет княжны. К тому же, мне было любопытно посмотреть на ту, с кем меня практически обвенчают. Красивая, но все же не в моем вкусе. Так должна она была тут быть, или нет? Не помню. Ну я тот еще знаток истории. Хотя, какая сейчас разница, должна или не должна, она здесь и это значит, что меня не с ней потащат знакомить в родовое поместье Долгоруких ближе к осени. Екатерина Долгорукая тем временем вспыхнула и недовольно посмотрела на брата.
— Я правильно себя веду, к тому же мы с графом практически помолвлены.
— Помолвка еще не состоялась, так что не выставляй меня на посмешище, и так... — Иван не договорил, потому что, почувствовав мой взгляд, поднял глаза и замолчав поклонился.
Я кивнул в ответ, и направил гнедого по тропинке. Свита тут же последовала за мной. Рядом с Екатериной скакал молодой человек, одетый явно не по погоде. Во всяком случае расшитый серебром кафтан и широкополая шляпа мало способствовала комфортному пребыванию на улице в такой мороз. Он кутался в плащ, но видно было, что улыбается этот щеголь через силу, потому что щеки замерзли и мышцы лица просто не слушаются своего хозяина. Я сделал знак рукой, подзывая к себе Репнина, который волей-неволей вынужден был присоединиться к охоте, но так как, и лошадь, и амуниция досталась ему по остаточному принципу, своих-то у него в Лефортовском дворце не было, не успел перевезти, то и плелся он в конце колонны, пребывая от этого в дурном расположение духа. Увидев, что я зову его к себе, Репнин встрепенулся и тронул поводья. Краем глаза я отметил, что Елизавета мило кокетничает с Шереметьевым, а тот не знает, куда деваться от такого пристального внимания цесаревны, которая до того момента, как увидела его одолевшего матерого волка, не обращала на мальчишку — дружка детства ее племянника, никакого внимания. Я криво усмехнулся. Петру гарантирован бешенный успех среди дам, на некоторое время. Ничего не поделаешь — это основной инстинкт самки, выбирающей лучшего, сильнейшего самца.
— Государь, ты звал меня? — Репнину наконец удалось пробиться ко мне сквозь плотный строй придворных.
— Звал, Юрий Никитич, — я повернулся в пол-оборота к Долгоруким и иноземцу, которого так явно не жаловала наша зима и кивком указал на него Репнину. — Кто такой?
— Не знаю, государь, — Репнин сжал губы. Естественно, он не знал. Он же при мне без году неделя, а в Вятском полку не слишком много возможностей весь свет узнать в лицо да по имени.
— Ну так узнай, — я раздраженно глянул на него. — Ты мой адъютант, али так, постоять рядом захотел?
— Слушаюсь, государь, Петр Алексеевич, — Репнин отъехал от меня в сторону, чтобы потихоньку разузнать про этого графа, за которого Екатерина Долгорукая собралась замуж?
— Граф Меллезимо, родственник австрийского посла. В настоящем — секретарь посольства при своем родиче, — я резко повернулся, гнедому не понравилось такое обращение, и он тряхнул головой, показывая свое недовольство. Поглаживая по шее строптивого коня, я снова повернулся к Репнину, но на этот раз куда медленнее. — Поговаривают, что происходит он из дель Карретто.
— Надо же, целый маркграф, — протянул я, уже с большим любопытством поглядывая на замерзшего потомка Алерама. — Ну, по голубизне крови, он вполне пригоден в качестве мужа княжны. Не вижу в этом браке никакого мезальянса, потому буду ратовать за него. Да и Катерина вон как светится, на его сопливый нос глядючи.
Почувствовав, что у меня стремительно поднимается настроение, я тронул поводья и послал гнедого, которому уже надоело плестись шагом, рысью.
— О, ваше императорское величество, — со мной поравнялась миловидная дама, чья амазонка была подбита песцом, а голову украшала лисья шапка. Дама была красива и, похоже, не лишена ума, раз догадалась надеть нечто теплое. — Это было такое восхитительное зрелище. У меня сердце едва не остановилось, когда этот молодой офицер соскочил с лошади и пошел прямо на волка, с голыми руками.
— Этот молодой человек — граф Шереметьев, мадам, — ответил я, сдерживая бег гнедого, и улыбаясь краешками губ. — И вот, теперь вы знаете его имя, а я все еще остаюсь в неведение, относительно вашего.
— Джейн Гудвин, леди Уорд, ваше императорское величество. Меня представляли вам на балу в посольстве Польском, но вы, конечно же, не запомнили, — она ослепительно улыбнулась, я же едва не свалился с лошади, потому что осознал, что мы говорим по-английски. Натянув поводья, я еще больше сбавил ход своего гнедого, внимательно рассматривая англичанку.
— Леди Уорд, будьте уверены, сейчас я точно вас запомню. И что же заставило вас составить мне компанию?
— О, я всего лишь говорящее письмо, — она снова заулыбалась. — Мой супруг, лорд Уорд, не любит охоту, и, зная мое увлечение, он великодушно позволил мне поучаствовать в этой. Но с одним условием, он попросил меня попытаться приблизиться к вашему императорскому величеству, чтобы нижайше просить вас ответить о судьбе прошения наших славных купцов, взывающих к милостям императорского дома.
— Лорд Уорд, — я задумчиво свел брови, — Лорд Уорд. Нет, не помню. Не помню я посла короля Англии Георга второго по имени Уорд. Постойте, я же вообще никого, кто вручал бы мне верительные грамоты от его величества Георга второго не помню. Вот же какая незадача. Но, раз лорд Уорд уже здесь, я могу принять его, и он сам уточнит, какое именно послание имеет ввиду. И могу ли я спросить, означает ли сие, что Английский двор признал наконец Россию империей, и наши отношения начали стремительно улучшаться?
— Я не... я не могу ответить на ваш вопрос, ваше императорское величество, — англичанка явно растерялась.
— В таком случае, о каком рассмотрение послания английских купцов может идти речь, если его величество Георг второй даже не соизволил прислать посла с верительными грамотами, мадам? — я остановился и пристально посмотрел ей в глаза. Она вздрогнула, и смотрела на меня как кролик на удава.
— Но князь Меншиков...
— Вы где-то увидели здесь князя Меншикова? — я жестко усмехнулся. — Если вашему супругу так нужен он сам или его совет, то я вполне могу составить ему экскурсию к месту пребывания Александра Даниловича, к тому же, лорд Уорд никаких грамот, утверждающих его привилегии посла, мне так и не предоставил, а значит, эти самые привилегии на него не распространяются. А теперь, прошу извинить меня, мадам, но дела не ждут, — и я, довольно грубо отвернувшись от растерянной женщины, пустил гнедого сразу в галоп. Конь явно застоялся, потому что с довольным ржанием бросился на белой дороге, поднимая за сбой белый туман, все увеличивая скорость и оставляя свиту далеко позади.
Ворвавшись в Лефртовский дворец, я начал метаться по кабинету, тщетно пытаясь понять, что же меня так разозлило.
— Государь, что произошло? — я резко обернулся, и, увидев стоящего на пороге Репнина, остановился.
— А скажи-ка мне, Юрий Никитич, с каких это пор ко мне запросто могут приставать с нелепыми разговорами все, кому это только заблагорассудится? — я почувствовал, как капля пота потекла у меня по щеке и сорвал с головы шапку, потому что я даже не переоделся, а так и начал круги нарезать, одетый в теплый тулуп и меховую шапку. Хорошо хоть перчатки снять догадался. Шапки полетела на стол, но голова под опостылевшим париком все равно потела. Репнин хотел было что-то сказать, но я ему не дал ни слова вставить. — Мне, императору Российскому какая-то захудалая дворяночка может вопросы провокационные задавать? Что за обращение британских купцов? Почему я о нем даже не слыхивал? А может быть кто-то за моей спиной с иноземцами шашни водить себе позволяет?