Принцип причинности
Шрифт:
Для Тихона они сшили парашют, сперев у матерей простыни, бельевые верёвки и старую холщовую сумку. Парашют получился как настоящий: круглый, с ранцем, с вытяжным парашютиком, с застёжками на ремнях. Площадь его пересчитывали трижды, по настоящим формулам, которые Славка раздобыл в школьной библиотеке. И укладывать учились долго и терпеливо – у дяди Пети, бывшего в войну десантником. Научившись, мальчишки приступили к испытаниям – отлавливали кота, надевали рюкзак и сбрасывали его с крыши. И всё получилось замечательно, за исключением одной мелочи: Тихон никак не мог привыкнуть. Каждый раз, спускаясь во двор с пятиэтажки, он летел вздыбленный, с прямыми как палки ногами, выпученными, полными ужаса глазами, и орал благим матом. Один из испытателей дежурил внизу, чтобы вовремя успеть поймать кота, пока тот не смылся в кусты вместе с парашютом. Ему же приходилось выслушивать возмущённые крики соседей, привлечённых к окнам кошачьими воплями. Из-за
Неделя ушла на расчёты и изготовление парашюта, ещё неделя – на испытания. Дней десять – на изобретение устройства, которое бы отсоединяло кота-парашютиста на нужной высоте. Остановились на самой простой конструкции – длинной ленте из пропитанной селитрой бумаги. Тлела она медленно, и несложно оказалось отмерить нужной длины кусок, чтобы минут через десять после старта она пережгла тесёмку, соединявшую пилота и шар. А чтобы Тихон с парашютом не упал в пруд и не утонул, решено было ждать нужного ветра.
Наконец долгожданный час настал – Васька притащил воздушный шар! Погода, как на заказ, стояла летная – и солнце, и ветер от пруда в сторону Мертвяцкой горы. Парашют, селитрованная бумажная лента, скрученная в жгут – всё было готово, не хватало только кота. За ним отправились втроём, оставив Ваську охранять шар. Тихона они поймали легко, когда он дремал на любимой лавочке. Окружили с трёх сторон, подкрались и схватили! Он хотел было дёрнуться, убежать, но было уже поздно. Тихона засунули в заготовленную заранее хозяйственную сумку – чтобы взрослые лишних вопросов не задавали – и побежали к Ваське во двор. Там кот вёл себя на удивление спокойно, дал себя вытащить из сумки и мирно сидел у Андрюшки на коленях. До тех самых пор, пока Вовка не достал парашют. Увидев рюкзак, Тихон дёрнулся изо всех сил и умудрился вырваться, больно поцарапав Андрюшке ногу, после чего заметался по двору, возмущённо мяукая. Однако поймали его быстро – в незнакомом месте Тихон неправильно сориентировался, свернул не туда и попал в тупик без щелей и отдушин, куда можно было бы ушмыгнуть. На орущего и отчаянно брыкающегося кота надели парашют. Славка подпалил селитрованный жгут, и Васька отпустил бечёвку. Но шар не поднялся. Славка подбежал, ухватил кота за шкирку и что есть силы подбросил вверх. Шар подлетел, закачался. Тихон на длинной бечёвке стал описывать круги. Он орал дурным голосом и летел, широко расставив лапы. Очевидно, кот никак не мог понять, почему он не падает вниз. От тлевшего над Тихоном жгута длинным каракулем потянулся шлейф белого дыма, словно кто-то расписывал ручку. Резко запахло горящей селитрой. Шар перемахнул ворота и, оказавшись на улице, начал медленно опускаться. Друзья выскочили вслед за ним. И тут нервы у Тихона сдали: на мальчишек пролился вонючий золотой дождь. Они бросились врассыпную, но отбежать всё же не успели, досталось всем. Меж тем, полегчавший шар замедлил падение, остановился и подался вверх. Так он и поплыл над тротуаром, с белым дымным зловонным следом и орущим, замершим в смертельном напряжении котом. Пролетев метров пятнадцать, шар снова начал опускаться. Ребята бросились к нему. Но шар, едва миновав верхушку молодого клёна, остановился. Мальчишки подбежали поближе и увидели, что не перестающий орать Тихон накрепко уцепился когтями за ветку клёна. На улице стали появляться любопытствующие – из соседних домов вышли люди, посмотреть, что за шум на улице, братья Бусыгины подбежали, прохожие остановились. В этот момент жгут пережёг шнур, и шар всплыл вверх. Видимо, мальчишки что-то недорассчитали, потому что через секунду шар с оглушительным хлопком взорвался! Возможно, шнур загорелся… Резиновая оболочка шара шлёпнулась на дорогу. Тихон взвыл громче, спрыгнул с клёна и сиганул в ближайшую подворотню. Но опять ошибся – протиснуться в щель ему помешал рюкзак с парашютом. Сердобольные прохожие поймали его, освободили от экипировки и отпустили. С этих пор Тихон не подпускал к себе детей. Никаких и никогда. Даже если у них не было с собой парашюта.
Так бесславно кончил свою жизнь ВВАС-2. Третий шар Ваське синоптики так не дали, хотя шаров у них было полно, водорода – тоже. Но после случая с Тихоном они стали осмотрительней – вдруг пожар кто устроит или ещё какое ЧП?
Мальчишки, после того как всех четверых выпороли и все четверо отсидели в тоске положенные дни дома, начали строить новые планы. Переписка через тайник возобновилась. Откуда им было знать, что заводское начальство велело исправить освещение водосброса? И что пришёл электрик и часа полтора возился в щите с приборами и контрольной лампочкой, что-то скручивал и привинчивал? В том самом щите, что находился в укромном месте, на фонарном столбе, ночами освещавшем водосброс на плотине. В удобном месте, где и людей мало, и мальчишек, на полдороги от Кадочниково до Серебровки. Не могли они этого знать и не знали. Поэтому Вовка смело полез в тайник за запиской. День был дождливый, промозглый, Вовка промочил ноги, да и куртка у него промокла насквозь. Знакомым кривым гвоздём он ловко открыл замок, распахнул железную дверку щита и заглянул внутрь. Записка внутри была, она лежала себе в дальнем углу, за проводами. Вовка потянулся за ней – не хватило роста достать. Тогда он подтащил старое оцинкованное ведро, что валялось неподалеку, перевернул вверх дном и встал на него, как на пьедестал. Ну вот, совсем другое дело! Он потянулся за запиской, опершись второй рукой на железный край щита, и поскользнулся на мокром дне ведра, потерял равновесие. Он ударился головой в оголённую медную шину. С треском сыпанули жёлтые искры, и Вовка провалился в темноту.
7. Профессор
Я не мог не прийти к нему на похороны. Бросил дела, отпросился с работы – и поехал. И конечно опоздал. Когда я добрался до места, автобусы с чёрной полосой вдоль борта уже выезжали из арки. Пришлось пристраиваться в хвост колонны и тащиться за ней до самого кладбища, а там идти пешком за гробом, надев на себя маску скорби.
Когда гроб установили на свежий холмик земли, чтобы попрощаться с покойным, я узнал его. Мёртвый, осунувшийся, со впалыми щеками он стал похож на Вовку из Серебровки. Да чего там – похож… Он и был!.. Надо же, как в жизни бывает. Друг детства объявился. И сразу ушёл. Обидно. Жалко и обидно.
Над могилой тучный краснолицый мужчина долго и нудно произносил речь и никак не мог закруглиться. Наконец он смолк, и гроб в полной тишине – ни оркестра, ни рыданий родственников – опустили в могилу, и я бросил свою горсть земли. Могильщики взялись за лопаты. Я подошёл к вдове и матери, произнёс слова утешения. Мне они казались пустыми и никчёмными. Представляться я не стал, момент не тот, пусть думают, что я сослуживец. Его мама, седая сгорбленная старушка с добрым лицом, посмотрела на меня и сказала удивительно спокойным голосом:
– Спасибо, что пришёл, Слава.
Весь вечер я ходил сам не свой, на меня с поразительной, пугающей яркостью обрушились воспоминания далекого прошлого. И Володина смерть, и рукопись всколыхнули память, и я вспомнил в мельчайших подробностях, будто это было вчера, мальчишку в драных сандалиях, рваных штанах, в линялой клетчатой рубашке. Всплыла в памяти и столярка, в низкие маленькие окна которой бил косыми лучами яркий солнечный свет, и в его лучах всегда весело плясали мириады пылинок, и вкусно пахло воском и свежеструганным деревом. Я не спал полночи, ворочался в постели с боку на бок и вспоминал, вспоминал, вспоминал. Эх, Вовка-Вовка, ссыт и месь… И как это его мама меня вспомнила и назвала по имени? Как узнала? И почему она была так убийственно спокойна, будто и не её сына хоронили? И жена была спокойна. Странно это… Забылся я только перед рассветом.
А утром… Утром жизнь напористо ломилась вместе с ярким солнцем через окно, через открытую балконную дверь, с улицы врывалось беззаботное пение птиц, свежий ветерок колыхал тяжёлые портьеры. С кухни доносились не менее жизнерадостные звуки – Машка гремела посудой и весело переругивалась с Владой, включённое радио надрывалось: «А я всё летала…». Жизнь ликует, жизнь – продолжается. Подъём! Я бодро вскочил на ноги, несколькими движениями обозначил зарядку, накинул халат (а как же, теперь у нас живёт гостья) и пошёл в ванную – бриться и чистить зубы.
Через четверть часа я предстал перед дамами свежим, причёсанным и умытым. У них шёл важный разговор, они даже радио сделали потише. Я уселся на свое место, ухватил бутерброд с ветчиной. Машка, наливая мне кофе, мудро вещала:
– Да ладно тебе, Влада! Никогда не поверю, что мужчина водил тебя в театр просто так, по дружбе. Сколько вы уже знакомы?
– Неделю! – с вызовом ответила Влада.
– Всего-то? Да он за тобой ухаживает.
– Он же сам говорил, что и в мыслях у него нет ухаживать! К тому же он женат.
– А ты и поверила, наивная! Да у мужчин мозги – между ног.
– Пардон, сударыни! – вмешался я, – Я, между прочим, тоже мужчина. Выходит, и у меня мозги между ног?
– Да какой ты мужчина? – удивилась Машка.
– Обыкновенный, – весело заявил я, – Можно подумать, у женщин мозг в другом месте.
– Мозг у женщины между ног?!
– Ну само собой.
– У женщины там вообще ничего нет!
– Хм… этим она и думает?
– Ну, знаешь! – возмутилась Машка. И тут же не выдержала, рассмеялась.