Принцип Прохорова: рациональный алхимик
Шрифт:
В ответ Прохоров заявил публично, что инвесторы перенесли свои инвестпрограммы как по объективным причинам, в связи с падением спроса, так и по субъективным. СМИ следили за всем этим с глубоким любопытством, уж не «вызовут ли доктора» к Михаилу Прохорову после таких прилюдных замечаний премьеру.
Хотя «доктор» не пришел, на следующий день Прохоров сделал сухое заявление, в котором он признал отставание ТГК-4 от графика ввода новых мощностей, отметив хорошую информированность премьера о состоянии дел в энергетике. На этом шум вокруг инвестиций в электроэнергетике поутих.
За 2008–2009 г. ТГК-4 сократила реализацию электроэнергии на 18 %, тепла — на 7 %, выросли и долги потребителей перед ТГК-4 до 1,7 млрд руб. Но даже в тот период компания была прибыльна.
Хотя это, конечно, не тот уровень доходов, к которым Прохоров привык в «Норникеле».
На что же расчет? В чем цимес, как говорят в народе? Слово Прохорову.
«У нас есть четкое понимание, что энергетика будет расти бурными темпами, и стоимость этих активов увеличится с учетом роста стоимости 1 кВт до $1200–1500. Все, что можно сделать эффективным, будет переоценено. Станции ТГК-4 работают на газе, и у нас есть понятная программа, как повысить эффективность его использования на 30–35 %, вырабатывая больше тепла и электроэнергии. Второе направление — строительство новых мощностей в рамках реализации инвестпрограммы, третье направление — внедрение топливных элементов. ТГК-4 будет для нас полигоном для внедрения новых установок и строительства новой инфраструктуры.
Есть несколько мировых экономических проблем, и одна из них — энергетическая проблема.
Это называют сегодня энергобезопасностью. „Азиатский мультипликатор“ прибавляет к числу представителей среднего класса во всем мире 1 % в год — это практически 30 млн человек, которым требуется энергия. Это будет определять развитие мировой экономики на протяжении как минимум следующих 20–25 лет, и она не готова к этому.
Именно здесь, на мой взгляд, будет прорыв. Какой будет энергетика будущего? Она будет сочетать в себе традиционную энергетику и так называемые новые источники энергии — ветер, солнце и водород. У традиционной энергетики две основные проблемы — регулирование пиков потребления энергии и проблема эффективного накопления энергии. Водородная энергетика должна их решить. Я абсолютно убежден в том, что здесь имеются условия для кратного роста стоимости бизнеса — вот я и буду его создавать. В конце концов, мне тоже хочется доказать, что и в нашей стране есть свои Биллы Гейтсы и Генри Форды, меня это сильно мотивирует.
Все принципиальные открытия в области водородной энергетики уже сделаны, сейчас идет процесс удешевления технологии. Ключевая проблема — электроды, изготовляемые из платины или палладия и составляющие 65 % стоимости топливного элемента в водородной энергетике. Но каждый год себестоимость его снижается на 20–25 %. Если сравнивать с веком интернета, то по водородной энергетике мы сейчас находимся в середине 90-х. Я имею в виду распределяемую энергию, а не, например, двигатели внутреннего сгорания или батарейки — в эти области мы заходить не планируем.
А в распределенной энергетике наша страна вполне может совершить прорыв. Инновационную экономику невозможно построить на песке, она должна на что-то опираться. Россия — энергетическая держава, и логично развивать инновации именно в этом направлении. Хочется создать компанию, которая будет сочетать традиционную энергетику и инновационную.
Я считаю, что здесь можно создать стоимость и новую экономику, которая является продолжением конкурентных преимуществ нашей страны». [59]
59
Интервью Михаила Прохорова Ъ-online, 17 июня 2008 года.
Аплодисменты. Занавес. Заслушаться можно. Точно, у Прохорова мышление главкома, стратег — вот его истинное назначение и профиль, ему тесно в рамках компании, оперативного буквоедского управления. Ему нужен не плацдарм, даже не фронт, а весь театр войны за счастливое будущее. Только в таком качестве Прохоров чувствует себя комфортно, ловит кураж.
Но
«Генерирующие активы мы будем сочетать в развитии с инсталляцией инфраструктуры водородной энергетики. Она еще дорогая, но я готов уже начать расстановку топливных элементов — их КПД достигает 90 %, а любая газовая турбина дает всего лишь 50–55 %.
Еще один важный момент — топливный элемент работает не только на водороде, но и на метане и дает такой же КПД. Водородная энергетика не придет сразу и немедленно. Для нее надо подготовить инфраструктуру. Поэтому нужен ресурс, чтобы дорогостоящие пока топливные элементы попадали в реальную жизнь.
Водородные технологии в перспективе займут до 20 % мирового энергобаланса — именно эта часть и есть мощности для регулирования пиков потребления электроэнергии.
Мы собираемся делать продукт, который будет востребован не только в нашей стране, но и во всем мире. У нас уже есть уникальные разработки. Не просто лабораторные образцы, а действующие. Но их надо внедрять — на это необходимо потратить несколько лет…
Это может быть единственный проект (Развитие водородной энергетики. — Авт.), в котором я выступаю Дон Кихотом. И в некотором смысле сильно рискую. Там такие серьезные риски — интеллектуальные, страновые и прочие, что я реально считаю, что этот проект, хотя он и бизнесовый, можно вывести за скобки.
Первое, что я делаю, — строю принципиально новую систему управления. Там есть три элемента. Первый элемент — так называемый научный интегратор. Это новая форма, которая убивает технопарки. Вот технопарки — это фишка XX века. А мы сегодня работаем в XXI веке. Что такое технопарк? Это интеллектуальная мысль, лаборатории, промышленная установка и производство. Только вот этих четырех функций там сейчас быть не должно. Сейчас основой является научный системный интегратор. Именно он разрабатывает некоторый продукт и разбивает его на 20 составных частей. Это может быть группа буквально из 10–15 человек. К примеру, создаем водородную установку. Причем водородная установка не должна работать одна. Это должно быть в сочетании, например, с ветровой, солнечной энергией. Вот создали систему, она состоит из 20 элементов американской, японской, российской и других разработок. То есть возникает создание продукта на уровне постановки задачи. Выясняется, что из 20 элементов системы 15 нормальные, а пяти не хватает. Вот в эти пять направлений мы и начинаем вкладывать средства, подтягивая либо западные компании, либо российские. Им нужно закончить этот продукт. И системный интегратор говорит не о том, где это изобретается, а кто получает как девелопер максимальную маржу. При обычном строительстве получаешь 15 %, а при правильно выбранном девелопменте можно и 200–300 % получить! И совершенно не обязательно, что интегратор владеет всеми патентами и занимается производством. Вообще не так. Он создает продукт.
Пример — корпорация Dell, которая сама ничего не производит, но правильно консолидировала определенный продукт, дала его рынку, заключила со всеми бизнес-договоры и заработала 1000 % капитализации. И это основная тенденция. Почему технопарк разваливается? Потому что если раньше нужно было ученого из Индии или России везти, например, в Силиконовую долину и платить $10–15 тыс., обеспечивать его жильем, то новые коммуникационные связи позволяют в онлайне работать 24 часа. Знаете, как сейчас работают проектные фирмы? Над проектом работают 24 часа. В одном месте работа закончилась, тут же передали в другое, китайцы передали нам, потом европейцам, потом американцам, и это единый процесс. Ускорение работ происходит в разы. Сейчас не надо сидеть всем в одной лаборатории. Где производить лабораторные испытания, где сделать ОПУ (опытные промышленные установки. — Авт.), где размещать производство — это разные вопросы.