Приорат Ностромо
Шрифт:
— Мы обязательно будем тебя навещать! — пылко пообещала Талия.
— По очереди! — хихикнула Инна, дурашливо лохматя прическу зардевшейся Юле.
— Вот здорово! — довольно воскликнула Лея. — Вы все уедете тренироваться, Юлька — на сессию… Я тогда одна у папы останусь!
Смех загулял по гостиной, люстра рассыпала искристые блики по фужерам, и их хрустальный звон продолжился медным боем курантов.
Истекали последние минуты старого года. Земля, кружась вокруг Солнца, вкатывалась в новый, тысяча девятьсот девяносто девятый…
Там
Ясной ночью стены солнечно-золотой спальни будто отражали тьму — зыбкая чернота колыхалась, подсвеченная обоями, уловившими тусклое звездное сияние. Однако ветра редко разгоняли тучи, а когда небеса затканы пухлой серой облачностью, в спальне царил мрак.
Сегодня же, в третьем часу нового года, выглянула луна — косое голубое свечение заливало всю комнату, наполняя ее таинственными, сказочными смыслами.
Бурное дыхание стихало, погас последний стон, и в безмолвии завис внятный любовный шепот:
— Не слезай, Миш… Полежи…
— Я тебя раздавлю своей тушей.
— Хи-хи… «Тушей»! Ну, Ми-иша… Мне совсем не тяжело! Мне приятно… У-у, какой ты!
Улыбаясь, я лег на спину и притянул Инну к себе — она была податлива и ласкова. Закинула ногу, уложила голову мне на плечо, а ладошкой плавно водила по груди. Мои губы дрогнули.
— Ты улыбаешься? — шепнула женщина.
— Угу…
— Тебе было хорошо со мной?
— Очень.
— Обма-анываешь…
— Никогда не обманывал девушек…
— Тебе только с Наташкой по-настоящему хорошо…
— Не путайся в разностях, Инночка-картиночка…
— Не буду, — толкнулся в ухо послушный голос.
— Инна…
— М-м?
— Мне надо тебе кое-что сказать, — затруднился я. — Раскрыть… м-м… мой секрет…
— Что ты пришелец из космоса? — хихикнула подруга.
— Нет, — промямлил я, — «гость из будущего». Мне довелось прожить долгую жизнь, довольно тусклую, а в две тыщи восемнадцатом…
Я монотонно излагал, Инна слушала мое признание, едва дыша, а в конце всхлипнула — и полезла целоваться.
— Спасибо… спасибо тебе… — бормотала она в перерывах между поцелуями. — Спасибо…
— Да за что же? — я облапил гибкую спину женщины, пальцами оглаживая нежную шею.
— За всё! За то, что веришь… Что любишь… Что простил…
Темнота скрыла мою коварную ухмылку.
— Ну уж нет! Одним «спасибо» не отделаешься!
Я перевернул Инну на спину, и она радостно взвизгнула, бесстыже раздвигая ноги, а мне пришли на ум строки из давнего Наташиного стихотворения:
Две ниточки сплелись…
Без срока, без возврата!
Порвать их не берись —
Труда напрасна трата.
Две ниточки сплелись —
И
Две ниточки — вся жизнь
И два согласных взора…
Пятница, 8 января 1999 года. День
Калининская область, Завидово
За годы, прожитые в России, Карлайл настолько… даже не внедрился, а вжился в «советскую действительность», что и думать начинал по-русски, как в детстве.
А его новое имя… Да уж получше «Арона Шкляренко»!
Иногда Рон сам себе дивился. Понятно, что капитализм — это мещанский строй, где эгоизм — норма. Иначе не выжить. И, если ты вырос совестливым, с обостренным чувством справедливости, то горе тебе! Заклюют, затопчут, фальшиво улыбаясь.
Поправив ремень ружья на плече, Карлайл усмехнулся. Ну, это не про него! Пихаться, сучить локтями да ставить подножки ближним он обучился еще в малолетстве. И нисколько не страдал от того, что переступал упавших, ведь побеждает сильнейший!
Разумеется, бывало, что и его самого обходили на повороте, спихивая в житейский кювет, вот только Рон Карлайл не сдавался — утирался и вставал, выжидал и мстил.
Правда, до смертоубийства никогда не доходило. Хотя его частенько подмывало всадить нож в брюшко Дорси! Если бы он тогда не покинул лагерь, тем бы все и кончилось…
Зато тут всё с этого и началось. С умертвия. Рон прислушался к себе. Совесть молчала.
Замерев, Карлайл потянул с плеча «зауэр». Ноябрьские сугробы стаяли или снег ветром вымело, вернулся чернотроп. Заяц-беляк давно «переоделся» в зимнюю шубку и в бесснежном лесу виден издалека. Вон, белеется что-то под разлохмаченной сосной…
Да это же заяц на лежке!
«Слишком близко!» — подосадовал Рон, медленно отступая. А косой сорвался с места, и в три прыжка исчез за деревьями.
— Ч-черт…
Карлайл, держа ружье в руке, зашагал по притихшему лесу. Проходя краем замерзшего лесного болота, он углядел в жухлой траве белый целлофановый пакет. Грибники, что ли, бросили?
Вдруг «пакет» ожил, оборачиваясь улепетывающим зайцем!
Поспешный дуплет лишь придал беляку скорости…
— Да и черт с ним… — беззлобно пробурчал Рон.
Сощурившись, он глянул на небо, перечеркнутое черными кривыми ветвей. Холодный блеск солнца падал с высоты, равно для охотника и для его ускользнувшей добычи. Хорошо…
Карлайл усмехнулся. Его положение прочно, как никогда. Успешный ученый, защитивший докторскую — и уже второй месяц возглавляющий секретный институт! Чего тебе еще надобно, старче?
Рон потянул носом, улавливая запах гари, и оживился. Осенью он точно так же вышел на «товарища Гальцева» — тот развел костер на поляне, где тогдашний завлаб припарковал свою «Ниву». Да-а…