Приорат Ностромо
Шрифт:
— Юлечка! — поднял я свой сосуд. — Оставайся всегда красавицей и умницей, и будь счастлива! А секрет счастья прост — люби сама и будь любима. За тебя, доча!
— За тебя, Юля! За тебя! — все дружно встали и потянулись к моей девочке, качая вино в бокалах, коньяк в рюмке и сок в стакане.
Хрустальный перезвон поплыл над столом…
— Мы опять тебя покидаем… — вздохнула Рита, прижимаясь с левого боку.
— Еще не скоро… — пробормотала Юля с правого.
— Да ладно… — улыбнулся я. —
— Ага! — хихикнула дочь. — Она так обрадовалась, что сразу обе внучки — и до самого лета!
«Главная жена» беспокойно оглянулась.
— А я еще ничего не говорила Леечке… — прошептала она. — Плакать же будет! Она так хотела со своим папочкой остаться…
— Лея всё понимает, — вздохнул я, — и мне с нею совсем не трудно… И ведь приятно, вернувшись домой, видеть эти синие глазенки, а в них — радость! Просто… Дело даже не в том, что я буду пропадать на работе днями и ночами, а… Знаете, где здесь училась Лея? Вместе с Галкой Корнеевой ходила к Изольде Генриховне, старенькой учительнице! Куда это годится? А иначе никак! Где тут найдешь русскую школу? Либо в Берлине, при посольстве, либо в «располагах» Западной группы войск! Ближайшая такая — в Мекленбурге…
— Папочка! — ласковый голос Леи послышался за моей спиной, и две гладкие ручки обняли меня. — Ты не переживай, всё будет хорошо! Сам же говорил… А потом ты вернешься — и мы опять будем вместе! Все!
Я накрыл пятерней обе девичьи ладошки, и проворчал:
— Сентиментальным становлюсь… Глаза щиплет…
Понедельник, 5 апреля. Раннее утро
Казахская АССР, Байконур
Снова проезжая по улицам Ленинска, Рита испытала тихую радость и томительную ностальгию. Всё же этот городишко был памятен ей, и будил хорошие чувства.
И у гостиницы «Космонавт» она стояла… Да, с коляской… А ей беззубо улыбалась маленькая Юля. Юльчонок…
Последний месяц виделись они редко, только по воскресеньям — жесткий график подготовки к полету особо расслабиться не давал. Зато у каждой мамочки по дочечке! Наезжая в Зеленоград, к Мишиной маме, Рита вволю тискала свое маленькое счастье, Наташа — свое.
Баба Лида цвела, а деда Филю Лея совсем заездила, но тот только рад был, баловал обеих внучек…
Рита вздохнула, глядя в окно автобуса на степь. Здешние просторы зеленели вовсю, вот только в шестом часу утра особо не полюбуешься цветением. Зато заря какая разгорается… В полнеба!
— Подъезжаем… — выдохнула Наташа.
«А вот здесь я не была ни разу — праздную публику на космодром не пускают…»
За травянистым горизонтом вставали, упираясь в синеву, решетчатые башни.
— Даже не верится… — пробормотал режиссер-оператор, ерзая в скафандре.
Бортинженер Римантас Станкявичюс лишь дернул щекой.
— Это поначалу, Эдик, — фыркнул Почтарь, — потом привыкаешь.
— Нормально, — блеснула Наташа улыбкой.
— В штатном режиме, — обронила Рита, не отрываясь от окна.
Автобус, не снижая скорости, въехал на космодром. Поворот влево… Поворот вправо…
— Получасовая готовность! — объявил динамик с жутким жестяным призвуком.
— Успеваем… — буркнул Станкявичюс.
— Видишь?! — Ната затеребила подругу.
— Вижу… — выдохнула Рита.
Их нельзя было не заметить даже в утренних сумерках — они высились на стартовом столе, освещенные лучами гигантской прожекторной вышки, обвешанные кабелями и шлангами –распластавший крылья «Байкал» в связке с супертяжем.
Великанские башни обслуживания удерживали ракету и корабль, готовясь отпустить в небо.
— Наша остановка! — хохотнул Павел, первым покидая автобус.
Римантас галантно пропустил девушек, а «режиссенто» вылез последним.
— Живенько, живенько, барышни! Левицкий, долго тебя ждать?
В кабину лифта вместились все, а забраться в люк «Байкала» помогла космодромная команда. Рита коротко выдохнула.
Если внизу, на земле, корабль подавлял, то здесь, на расстоянии вытянутой руки, он потрясал — самой своей огромностью.
«Не верится…», — припомнила женщина слова Эдички.
Вот как раз в том, что давняя, невысказанная мечта сбывается, она уверена. Оттого и трепещет душа, а тело переживает счастливые жимы. Здесь, на Байконуре, космос — рядом!
Только никак не удавалось убедить себя, что крылатая громадина, смахивающая на перекормленный самолет, способна хотя бы оттолкнуться от тверди, на малую секундочку одолев силу притяжения.
Волнение зашкаливало. Добры молодцы в комбезах с удовольствием уложили красных девиц в ложементы и затянули ремни.
— Счастливого полета!
— Спасибо… — слабо отозвалась Наташа, но люк уже захлопнулся.
Рита зажмурилась, пытаясь угомонить разгулявшиеся нервы.
«За десять минут до старта нажимается кнопка „Пуск“, — вспоминала она пройденный материал, — и ракета с „Байкалом“ на горбу становится полностью автономной. За эти десять минут должны отсоединиться все внешние системы…»
Время шло, минуты истекали. В наушниках долбились переговоры экипажа с землей — голоса командира корабля и бортинженера звучали спокойно, даже обыденно.
— Готовность одна минута.
«Уже! — похолодела Рита. — Последняя минута!»
— Пятьдесят шесть секунд, выданы команды на расстыковку связей…
— Площадки два и четыре отводятся.
— Пятьдесят секунд до старта.
— Отошла платформа азимутальной ориентации…
— Сорок секунд.
— Есть раскрутка насосов двигателей блока «Ц»…
— Двадцать две секунды.
— Есть зажигание!
— Десять секунд.
— Есть запуск двигателя РД-0120!
— Пять секунд — двигатель выходит на режим предварительной ступени тяги!