Природная ведьма: обретение силы
Шрифт:
— Эбигейл, — филин хотел что-то сказать, но я оборвала его.
— Просто оставь меня в покое!
Несдержанный крик и, открыв окно, я бросилась вниз, расправив руки, словно крылья, позволяя воздуху, воде, делать со мной все, что угодно, даже забрать мою душу, но… но вместо этого, я ощутила бесконечную негу и колоссальную силу. Настолько мощную, что эйфория захлестнула с головой и, взлетев высоко-высоко вверх, даже не понимая, как, я закричала от восторга и закружилась в воздухе, впитывая дождь, глотая теплые весенние капли, подставляя лучам солнца лицо. Меня не было, не существовало физической оболочки, только бесконечно всесильный энергетический поток, повинующийся
На мое счастье, филин был прав, и природа не даст мне погибнуть. Как и в предыдущий раз, я застыла в паре метров над землей. Только на этот раз вместо крика ужаса, издала беспомощный крик, чихнула и свалилась на землю.
Возможно, я и умею тучи разгонять руками, но нагонять их у меня получалось лучше. Дождь усилился, и прекратить его мне не удавалось. Бросив это неблагодарное дело и выспросив у редких прохожих дорогу, я едва живая и абсолютно сырая добралась до «Веселого лепрекона». Обрадовавшись, что я пришла гораздо раньше, чем обещала, мадам Пуффи высушила меня, переодела, накормила, напоила и заставила отрабатывать свою доброту длинной и крайне плодотворной репетицией. Через четыре часа отработки песен, танцев и актерской игры, я была отпущена, поскольку на улице начинало темнеть, а женщине нужна была ее прима в целости и сохранности. Перед тем, как отпустить меня, мадам задала вопрос:
— Элизабет. Моя дорогая, — пристальный взгляд. — Я суккуб, о чем твоя подруга наверняка тебе сообщила. Вижу твои терзания. Они способны загубить и жизнь, и карьеру. Если хочешь — я могу выпить из тебя любовь, которую ты пытаешься истребить из своего сердца. Ты не будешь чувствовать ни боли, ни страданий.
Мадам Пуффи — суккуб. Она способна влюбить в себя одним прикосновением — и это ее дар, но она также способна забрать любовь человека или другого существа без остатка — и в этом самое большое проклятье и опасность суккуба. В империю их стараются не пускать, хотя прямого запрета нет, поэтому они не афишируют свое присутствие. О настоящей сущности мадам Пуффи мало кто знал. Мне о ней рассказала Танцующая, поведавшая, что они являются любимейшей закуской суккубов.
Я всерьез задумалась над ее предложением, и меня раздирали сомнения. Возможно, мне стоит согласиться? Тогда многие проблемы будут решены. Нет ничего лучше холодного разума, в этом Моргана абсолютно права. Но женщина продолжила.
— Однако кем ты тогда станешь, если отринешь часть себя? Если запретишь своему сердцу чувствовать и дышать? Ты не только перестанешь быть живым человеком, ты и актрисой станешь посредственной. Сейчас, когда ты на сцене, я вижу в тебе огонь жизни. Твоя душа плачет и смеется по-настоящему! Но когда ты сходишь с подмостков, — чувствую твои бесконечные муки. Поверь моему опыту, а он у меня будет несколько больше, чем у тебя, — она мягко улыбнулась и заправила за ухо волнистую прядь восхитительно прекрасных шоколадного цвета волос. — Настоящей любви не страшны никакие преграды. Она бывает лишь раз в жизни и, если ты не будешь бороться за нее — то очень скоро пожалеешь. И сожаление длиной в жизнь приведет к тому, что ты утратишь смысл существования. Мы живем ради любви. Поверь суккубу.
Отвечать что-либо не требовалось. Об этом красноречиво свидетельствовала удаляющаяся фигура женщины. Тряхнув головой и приказав себе сейчас об этом не думать, я закуталась в плед, который подарила мне суккуб и поспешила в университет.
В этот раз пробираться на территорию учебного заведения мне пришлось одной, а потому от приставаний и ругани деды Шивы мне вряд ли удастся отделаться. Впрочем, есть еще один вариант, как не попасть на черные страницы толстого фолианта гоблина — стена. Я могу через нее перелететь. Заодно и потренируюсь.
Перелететь я через нее, несомненно, могла. Об этом красноречиво свидетельствовали мои полеты среди облаков еще каких-то пять часов назад. Но то ли погода не летная, то ли у меня что-то сломалось — летать не получалось. Тренировалась я долго, упорно, вся вывозилась в грязи — несмотря на то, что дождь успокоился, его последствия в виде грязи и луж никуда не делись. Но толку не было.
— Знаешь, такое ощущение, что ты не просто дура, что ты — полная идиотка.
Я обернулась. Передо мной, скрестив на груди руки, стояла Моргана. Ума не приложу, как она меня нашла, но Танцующая, определенно, была не в духе.
— У меня проблемы? — поинтересовалась я, отринув попытки одолеть стену.
— С головой — определенно. И большие. Перебраться через эту стену пыталось не одно поколение адептов. С ловкостью, силой и способностями по более, чем у тебя. Поэтому закругляйся, чем бы ты тут ни занималась, и пошли. Мне не доставляет удовольствия шататься по этой грязи.
Грациозно развернувшись, девушка пошла в сторону ворот. Я не двинулась с места. На ее ремне красовался тейгл.
— Тебе его вернули? — я задумалась. С чего бы такая доброта со стороны Кристиана.
Многозначительно вскинув бровь, девушка дала понять, что помимо сообразительности, у меня очевидные проблемы со зрением. Это как прийти в магазин, попросить пуд муки и когда ответят, что муки нет, переспросить — совсем нет? Тейгл, определенно, вернули, но «почему» меня волновало больше. Я постоянно убегаю — за это ее должны, по идее, наказать, на меня никто не нападает, следовательно, и защищать не нужно. А тейгл вернули.
— Но почему?
— У нас с вами — обычными людьми, есть разительное отличие. Мы, Танцующие, не привыкли задавать вопросы начальству. Поэтому идем, пока я добрая и не показала одно из крайне интересных предназначений данного оружия.
— Это какое? — неохотно пошла вслед за девушкой, но любопытство усмирить не могла.
— Когда одним взмахом я перехватываю тебе ноги и тащу волоком! — глаза Морганы загорелись от предвкушения, однако мне не хотелось видеть демонстрацию подобного предназначения тейгла, потому я прибавила ходу.
К проходной подошла с низко опущенной головой, как положено честному провинившемуся адепту, остановилась у окошка, в ожидании гоблина. Заметив это, Дуэрти остановилась и подозрительно на меня покосилась.
— Торнтон, чем ты там опять занимаешься?
— Самобичеванием и повышением актерского мастерства. Сейчас буду просить меня не отмечать.
— Можешь не просить, он занят. Идем.
Не став выяснять, чем может быть занят привратник, единственной обязанностью которого является следить за воротами, отмечая входящих и выходящих и прогоняя нежелательных посетителей, я пошла за девушкой. Только дойдя практически до комнаты, я поняла, что простыла. Природа оберегает меня и не дает погибнуть, но вот насморком, почему-то, наградить за полеты без шапки и шарфа под дождем считает необходимым.