Прирожденный воин
Шрифт:
Ангел недовольно осматривает двор. Бокс на четыре машины занимает основное пространство. Еще во дворе смотровая яма и какой-то стенд с домкратами. Но присесть здесь человеку нормально одетому просто не на что. Единственный стул, вынесенный откуда-то из помещения, настолько промаслен и затёрт грязными спецовками автослесарей, что трудно представить, что станет с нормальными брюками после минутного отдыха на нём.
Во двор выходит один из автослесарей. Вытирает руки ветошью, потом более-менее чистой тряпкой. Закуривает,
– Долго ещё? – спрашивает Ангел, предварительно посмотрев на часы.
– С полчасика... Работы немного... Так, первое обслуживание... Без стендов... Машина-то совсем новенькая, а набегала уже – будь здоров! По командировкам мотаешься?
– Живу в ней... – не слишком вежливо отвечает Ангел и проходит в бокс, посмотреть, как движутся дела с его машиной.
Он уходит умышленно, потому что видит, как к воротам подъезжают два «БМВ». Из ворот бокса видно дверь и в офис, и в подвал, но со двора не видно дверь в подвал из бокса. Останавливается около «Гранд Чероки». Капот поднят. Один из автослесарей чуть не всем мелким телом забрался под него. При приближении хозяина машины слесарь выпрямляется. Лицо испачкано, глаза сияют.
– Эх, доведётся ли когда-нибудь на такой покататься... – говорит в раздумье.
– Сколько тебе здесь платят? – спрашивает Ангел между делом, оглядывая бокс, но одновременно окидывая взглядом двор.
Машины уже въехали. Пулат сидит в первой. На заднем сиденье в середине. Человек на пассажирском сиденье впереди обернулся, что-то втолковывает Виталию...
– Что здесь платят... Как и везде, копейки. В Москве только москвичи зарабатывают.
– Откуда сам-то?
– С Молдавии...
– Без регистрации?
Глаза маленького автослесаря бегают по сторонам. Но отвечает он уверенно:
– Почему, есть регистрация. Временная.
– Тогда ты почти москвич. Требуй, чтобы платили как следует.
– С них потребуешь... Сразу с работы вылетишь, да ещё по шее получишь.
– А чья мастерская?
– Да хрен их знает. Хозяин иногда подъезжает. Крутой какой-то. Бандит или типа того. Весь наколотый. Живого места нет. Глянет, нагоняй даст и уедет... В делах ни хрена не смыслит.
– А эти кто? – кивает Ангел на машины во дворе.
Дверцы уже распахнулись. Выбираются серьёзные крутоплечие парни. Слегка повалявшиеся в грязи. В таком виде вечером их в казино наверняка не пустят. Ангел узнаёт двоих из второй машины. Они его не должны узнать. Они бежали за Ракчеевым, а Алексей просто шёл навстречу. Они не смотрели на него. И получили только по удару. За какую-то секунду. По основательному удару. И бежали к своему несчастью слишком быстро, целеустремлённо. Собственная скорость и масса сплюсовались со скоростью кулака Ангела. Сразу отключились...
Судя по одежде остальных, Пулат тоже постарался основательно. Но ему было сложнее
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
1
Сохно лютует. В каждой руке по пистолету. Быстро идёт, почти бежит, размахивая ими, и разговаривает:
– Я сам... Я сам проверял каждую стенку... С фонарём полз... Там негде было выбраться...
Согрин только молча вздыхает.
– Тем не менее они выбрались... – Разин хмур, и тяжёлый голос его на шагу прерывается. По сути дела, это провал операции, и подполковник понимает это.
Полчаса назад они соединились около колодца, прождали десять минут, которые попросил на раздумья Азиз, результата не услышали и стали осторожно звать иорданца сами. Случается, тишина не отвечает ничего, но при этом она несёт так же много информации, как прямой ответ. Сохно стремительно спускается в колодец, без страха ползёт в проход, держа в одной руке «стечкин», в другой фонарь. Возвращается быстро. Возбуждён, словно встретился в лазе с привидением.
– Ушли! Уш-шли... – И во время разговора чуть не задыхается от злости. Так бывает с цепными собаками, которых цепь не пускает к противнику. Они лают, хрипят и задыхаются.
– Куда? Как? Был же взрыв!
– Проход завален. Под завалом трупы. Остальные ушли.
– Испарились... – вздыхает Кордебалет.
– К выходу! – командует Согрин как старший по званию. – Выходы перекрыть. Все перекрыть!
Разин отдаёт распоряжения, рассылает людей. Кордебалет инструктирует командиров на наличие мин, показывая опасные участки на карте. А Согрин с Сохно и Разин со своей группой уже устремляются в погоню.
Но быстрая ходьба в потёмках не сбивает дыхание Сохно. Он корит себя:
– Я сам... Я сам проверял каждую стенку... С фонарём полз... Там негде было выбраться... Негде... Я даже простукивал подозрительные места... Как прозевал? Как?..
– При чём здесь ты... Это Талгат... – делает вывод Разин. – Талгат пробил проход сбоку...
– Проковырял... – уточняет Согрин. – Если бы он пробивал, нам было бы слышно...
– Проковырял, – соглашается Разин. – Наверняка он хорошо знает эти пещеры. Помнится, он раньше жил где-то в этом районе... И вывел всех. Выручил... Надо успеть...
Они идут быстро. На пределе, который определяется обстоятельствами. И понимают при этом, что и боевики обязаны идти так же, если хотят спастись. Но у боевиков есть в составе трое пленников, которые к такому передвижению не приспособлены. Правда, и эти пленники должны свою жизнь ценить. А когда тебя толкают в спину стволом автомата, невольно будешь поторапливаться. Здесь уже не физическая подготовка будет играть роль, а инстинкт самосохранения.
– Не уйдут... – уверен в себе Сохно. Он знает, что, когда потребуется, лошадь бегом загонит, не то что человека. Не знаком с усталостью.