Приручить дракона

Робертс Тиффани

Испустив долгий, громкий, разочарованный вздох, Эллия обратила свое внимание на его лицо. Она откинула в сторону длинные светлые пряди его волос, заправив их за заостренное ухо. Она улыбнулась, проведя по его кончику, другой рукой касаясь своей округлой раковины. Она никогда не видела таких ушей, как у него. И она никогда не видела таких волос, как у него — у всех в ее племени были темные волосы, кроме старейшин. Его бледно-золотистые локоны резко контрастировали с толстыми черными рогами, торчащими из черепа.

Даже расслабленный во сне, вызванном пылью, черты его лица были смелыми и пугающими — темные густые брови, которые так не вязались

с его светлыми волосами, узкий элегантный нос, полные губы. Его сильная линия подбородка была усеяна этими костяными шипами. Чешуя на его лице была тоньше, чем на остальной части его тела, и была мягче под кончиками ее пальцев.

Как что-то может выглядеть таким человеческим и нечеловеческим одновременно?

Он был самым красивым существом, которое она когда-либо видела.

— Моя пара, — прошептала она, проводя кончиками пальцев по его чертам, вытирая песчинки, прилипшие к его чешуе.

Ее улыбка погасла, когда она вспомнила ярость, которая горела в его сияющих голубых глазах.

«Что ты со мной сделала?»

Эти слова были наполнены обвинением, яростью, болью. С силой зверя, который впервые пришел к ней.

Почему он был так зол? Что она сделала? Он был тем, кто пришел к ней в трудную минуту, он был тем, кто взял ее. Они сблизились, и он спарился с ней. Что плохого она совершила?

Вздохнув, Эллия поднялась на ноги и направилась к своим вещам. Завязав набедренную повязку вокруг талии, она подняла покрывало на груди, отнесла его к реке и окунула в воду. Она вернулась к своей паре и использовала влажную ткань, чтобы осторожно вытереть его лицо и смыть прилипшие к нему кусочки травы и песка, проявляя особую осторожность вокруг его щели и члена.

Когда она закончила, выжала оставшуюся влагу из ткани, сложила ее и подтащила сумку поближе, чтобы положить ткань внутрь. Эллия остановилась, сунув руку в сумку, и ее взгляд упал на ее мужчину. Она представила, что он придет в еще большую ярость, когда проснется и поймет, что она использовала на нем спящую пыль. Ей не нравилась идея связывать свою пару, но на данный момент ей нужно было проявить осторожность. В этой ситуации было слишком много неопределенностей, слишком многое — и он сам — было неизвестно.

Вздохнув, Эллия достала веревку из своей сумки и использовала ее, чтобы связать его запястья вместе. Даже расслабленные, его предплечья были мускулистыми, а чешуя на их внешней стороне была большой и твердой, больше похожей на пластины брони, чем на кожу.

Она снова взглянула на его лицо, вспоминая острые, злые зубы, которые он обнажил в ярости — и в своем удовольствии. Ее веревка внезапно показалась жалкой, но у нее не было другого способа удержать его.

Закончив, Эллия отнесла свою сумку и копье в несколько шагов от него и села на клочок мягкой травы, положив оружие себе на колени. Ветер пустыни вздыхал в каньоне, смешиваясь с ровным журчанием реки. Эти звуки резко контрастировали с другими ночными звуками — такими, как часто дикие и волнистые крики далеких зверей, которые были охвачены жарой под Красной кометой.

К счастью, эти другие существа звучали далеко — по крайней мере, сейчас. И, несмотря на это, она несколько дней в одиночку боролась с этими дикими местами. Она могла бы закончить эту ночь точно так же.

Прислушиваясь к звукам пустыни и позволяя себе наслаждаться прохладой ветерка, стекающего с гор, Эллия охраняла свою пару.

Глава 5

Ноздри

Фальтириса раздулись, когда он сделал глубокий вдох. Запахи воды, грязи и травы были так густы в воздухе, что ему не нужно было высовывать язык, чтобы попробовать их дальше. К ним присоединился еще один запах, не такой сильный, но еще более заметный. Это было сладко, заманчиво и экзотично, как редкие цветы пустыни при свете полной луны. Это было по-женски.

В его груди раздалось рычание. Эти запахи были неправильными — его логово благоухало песком и камнем. Внутри не было ни пресной воды, ни растительности. Там не было женщин.

«Моя женщина».

Он крепче зажмурил глаза, как будто темнота за его веками могла поглотить его мысли так же, как и зрение. Все это было сном. Женщина, встреча у реки, перемена — все это не более чем сон, ставший более ярким и впечатляющим из-за красного жара.

Этот жар окутывал его даже сейчас, пульсируя на его чешуе и проникая в плоть под ней. Ритм этих агрессивных волн соответствовал медленному, равномерному биению его сердца — и его болезненно твердый член тоже пульсировал в такт.

Запах женщины, смешанный с затяжными намеками на ее возбуждение, внезапно показался сильнее — или, возможно, его осознание этого просто усилилось. Фальтирис стиснул зубы и пошевелился, намереваясь встать на четвереньки. Эта попытка пошевелиться была всем, что ему было нужно, чтобы убедиться, что все это не было сном.

«Это не мое тело!»

Его веки распахнулись, мышцы напряглись, а когти впились в ладони. Он лежал на боку поверх песка и травы. Небо над ним было широко распахнуто, красный жар слабо мерцал вокруг него, а кроваво-красная луна окрашивала все вокруг оттенками малинового.

Зарычав, Фальтирис сел, используя незнакомые мышцы, чтобы двигать своей незнакомой фигурой. Его руки ударили по выдвинутому стволу, вызвав вспышку мучительного удовольствия/боли, которая заставила его обнажить зубы, зашипеть и на мгновение замереть.

Он посмотрел вниз. Его руки были связаны вместе на запястьях туго намотанным шнуром, его руки — его проклятые чужие руки — накладывались друг на друга. Под ними были его новые ноги, неуклюжие штуки со странными лодыжками и глупыми плоскими ступнями. Как могло какое-либо существо ходить на таких неуклюжих конечностях? Как людям удавалось так долго выживать в таких мягких, слабых, неуравновешенных телах?

Его хвост взволнованно раскачивался, царапая траву и песок.

— Ты хочешь пить?

Звук женского голоса — его женского голоса — заставил его напрячься и разжег огонь в сердце. Прерывисто дыша, Фальтирис медленно повернул к ней голову. Она стояла в нескольких шагах от него, сжимая пальцами древко копья с каменным наконечником, ее тонкие черные брови были опущены, а глаза насторожены.

Обрамленные густыми ресницами, эти глаза были такими же глубокими, темными и непостижимыми, как ночное небо. Они были очаровательны. Ее длинная черная грива ниспадала на плечи, ее пряди вились над холмиками груди, каждая из которых была увенчана темными кругами. На ее руках, предплечьях, животе и ступнях были замысловатые черные отметины, их узоры были более детальными и удивительно симметричными. Эти отметины каким-то образом подчеркивали врожденную грацию ее мягкого маленького тела.