Пришельцы ниоткуда
Шрифт:
– Согласен, – сказал я. – Но что, если он снова взлетит?
– Оставайся у двери. Если он взлетит, ты укроешься в шлюзовой камере.
– Хорошо. Когда проведем опыт?
Я чувствовал, что им не терпелось больше, чем мне.
– У меня тут большой реоб на четверых, – начал Ассза.
– У меня есть свой, – перебил я. – Летим?
– Летим! – решительно сказал Сззан, самый молодой из нас троих. – Придется переделать шлем-усилитель. Но все необходимое есть у меня на острове, – закончил разговор Ассза.
Мы сели в реоб, и Ассза сразу развил наивысшую скорость. Он вел машину мастерски, но, пожалуй, слишком рискованно,
– Звездолет синзунов, – сказал Сззан. – Они вернулись, значит, скоро соберется Совет.
– Разве тебе не надо присутствовать? – спросил я Ассзу. – Может быть, отложим опыт?
– Незачем. Совет соберется лишь к вечеру. У нас есть время. Мы пойдем туда вместе, чтобы ты посмотрел на своих братьев по красной крови.
Далеко внизу среди синих волн появился остров. Сразу же после посадки мы все трое направились в лабораторию. Там сидел, наблюдая за приборами, Сианси, первый ассистент Ассзы.
– Он спит, – сказал Сианси. – Но после посещения тсемлянина, к нему не подступиться. Он смял еще одного робота.
Впервые я услышал, а не прочитал мысленно имя, которое нам дали иссы, – “тсемляне” вместо “земляне”.
– Надо срочно переделать усилитель мыслей, чтобы тсемлянин мог надеть его под шлем скафандра. Он сейчас спустится еще раз. Может быть, ему удастся установить связь с мисликом.
Молодой исс на несколько мгновений задержался в дверях, глядя на меня. Наверное, я ему казался почти таким же чудовищем, как мислик.
Мы включили экран. Мислик не шевелился и сейчас особенно походил на мертвый слиток металла. И тем не менее перед нами было могущественное создание, наделенное невероятной способностью гасить звезды!
– Когда будешь в пещере, следи за ним внимательно, сказал мне Ассза. – Прежде чем взлететь, он всегда чуть-чуть приподнимает переднюю часть тела. С этого момента до взлета в твоем распоряжении будет около одной тысячной базика. Немедленно отступай!
Переделка шлема длилась целый базик – о, черт, я все еще воображаю, что я на Элле! – значит, переделка длилась около часа с четвертью.
Облачившись в скафандр, с усилителем на голове, я потихоньку вошел в пещеру. Мислик лежал ко мне “спиной”. Не отходя далеко от двери, я включил усилитель.
В то же мгновение меня захлестнула волна отчаяния, идущего извне, – отчаяния мислика: такое страшное ощущение затерянности и одиночества, что я едва не закричал! Значит, это существо, не имеющее ни чувств, ни разума в нашем смысле слова, способно страдать! Но, как ни парадоксально, существо это, столь отличное от нас, показалось мне еще ужаснее именно этой своей близостью. Не в силах более выдержать, я отключил усилитель.
– Ну, что? – спросил Ассза.
– Он страдает, – ответил я, потрясенный.
– Внимание! Мислик пробуждается!
Да, мислик задвигался. Как в прошлый раз, он медленно полз прямо на меня. Я опять включил усилитель. Но теперь вместо страдания навстречу мне струился поток ненависти, холодной, дьявольской, всепоглощающей ненависти! Мислик был уже близко. Я схватился за тепловой пистолет. Он замер, и поток ненависти стал еще яростнее: я ощущал его почти физически, как леденящую вязкую струю. Тогда в свою очередь я
“Металлический мой собрат! – думал я. – Я не желаю тебе зла. Зачем вы и иссы уничтожаете друг друга? Почему уничтожение должно быть законом Вселенной? Почему один род должен истреблять другой род, почему господство одних несет смерть другим? У меня нет к тебе ненависти, странное существо. Видишь? Я прячу оружие в кобуру!”
Вряд ли он меня понял. Но по мере того как я передавал, ненависть его уменьшалась, отходила на задний план, уступая место удивлению, но не угасала. Мислик не шевелился.
Вспомнив утверждения философов о том, что законы математики должны быть едины для всей Вселенной, – кстати, иссы, насколько мне помнится, говорят то же самое, – я начал думать о квадратах, прямоугольниках, треугольниках, кругах. Сначала я ощутил еще более сильную волну удивления, затем на меня хлынул поток образов: мислик отвечал! Увы, вскоре я убедился, что между нами нет и не может быть ничего общего, что никакое взаимопонимание невозможно. Образы были расплывчаты, как ускользающие сны. Порой мне казалось, что я улавливаю странные фигуры иного мира, где существует более трех измерений, или мира совсем не понятных для нас измерений. Но едва я начинал их осмысливать, как они исчезали, оставалось только горькое сожаление о том, что я не в силах преодолеть незримую преграду, отделяющую меня от этих построений, совершенно чуждых нашему разуму. Я сделал последнюю попытку и начал думать о числах. Результат был тот же. В ответ я уловил нечто абсолютно непередаваемое, непостижимое, разделенное промежутками, когда всякая связь прерывалась. Я попробовал общие образы, но ни один не вызвал ответа, даже образ звезды, сияющей в черном небе. Видимо свет в нашем понимании был ему чужд и недоступен. Тогда я прекратил свои тщетные попытки. Наверное, мислик уловил мою печаль, потому что в ответ опять послал волну отчаяния и ужасающего бессилия, которое полностью заглушило ненависть. Он уполз к дальней стене, так и не испустив своего смертоносного излучения.
Теперь, что бы ни говорили иные философы, я знаю: только страх и печаль одинаковы во всей Вселенной, и, наоборот, дважды два – далеко не всегда четыре. Было что-то трагическое в этой невозможности обменяться самыми простыми мыслями, в то время как самые сложные чувства сразу становились понятными.
Я поднялся в лабораторию и сообщил о своих мизерных успехах. Иссов это особенно не огорчило. Для них мислик – порождение Ночи, существо ненавистное, исконный враг, и весь опыт интересовал их с чисто научной точки зрения. Другое дело я: до сих пор жалею, что не смог не то чтобы понять, но хотя бы отдаленно уловить, для чего и чем живут эти странные создания.
Мы покинули остров уже в сумерках. Два спутника сияли в небе, усыпанном звездами: Арци, такой же золотистый, как наша Луна, и Ари, мрачного красноватого цвета, который всегда напоминал мне о зловещих знамениях. При свете лун и звезд мы опустились на большую нижнюю террасу у подножия Лестницы человечеств. На другом краю террасы смутно вырисовывалась огромная вытянутая масса звездолета синзунов, чуть мерцающего во мраке. К моему большому огорчению, мне не позволили пройти в зал совета. Пришлось нам с Сззаном отправиться в Дом чужестранцев, нечто вроде гостиницы, расположенной в одной из рощ на нижней террасе.