Пришлый. Дилогия
Шрифт:
Спустившись, сразу получил свою бесплатную хавку. Да уж: "щи да каша - пища наша" - мяса было едва ли пару волокон. Ну а что я хотел от включенного в стоимость номера обеда? Ладно, не до жиру. Сел за крайний столик, спиной к стенке, лицом к двери. Сразу скажу: это не из-за того, что я такой офигительно предусмотрительный и должен всегда контролировать окна и двери, просто не люблю сидеть в центре и спиной к двери - привычка у меня такая, чувствую себя не комфортно. В центральном зале на данный момент, поглощали свой обед еще человек десять. Сидели они тремя компаниями, тихо переговариваясь
– Слышал, что сегодня ночью в хибарах творилось?
– уловил приглушенный говор от ближайшего столика, где сидело четверо крестьян.
– Да кто ж этого не слышал?
– Говорят, на самого Веселого Топора кто-то наехал.
– А я слыхал, сынку то его, руку всю изломали, теперь калекой будет.
– Да, хибары всю ночь как улей пчелиный жужжали. Все ловили кого-то. Да только зря все. Не поймали никого. Говорят, побил он всех людей Топора на смерь, да и был таков.
– Так уж и всех? Хорош заливать. У Тореха людей дюжины три, не меньше.
– Ну, может, не всех, а дюжину наверняка зарезал. Торех, говорят, рвет и мечет и обещал за голову супостата аж десять золотых ноготков.
– Да не уж-то десять золотых!? Это же дом можно купить, пусть и на окраине центра, но и не в хибарах.
– Да пусть меня демоны разорвут, если я вру. Сегодня на крестьянском рынке все об этом твердили, да и на городском тоже, думаю.
– Только вот поймать его не так-то просто. А убить, говорят, и вовсе невозможно. Вроде бы это один из демонов нижнего мира пришел за душой Тореха Веселого Топора.
– Ага, Торех и сына своего в Столицу, к брату отправил, чтоб, значит, демон и его не прихватил.
– Да брехня это все, - прервал собеседников молчавший до сего момента маленький мужичок.
– Бандюганы столичные приехали, да и хотят хибары наши под себя подмять, что бы ихний босс больше ноготков греб. Я так думаю.
– Может, ты и прав Зерыч, да только люди-то говорят. А говорят они, что не банда эта была, а человек единый, никем не знаемый. Пришлый, значится, человек.
Конечно, беседа интересная, но и дела не ждут. Доев свой обед, пошел наверх рассматривать свои трофеи. Слово мародерство из своего лексикона решил исключить. Ибо, все, что я взял, я взял в бою, а как говаривали казаки: "Что с бою взято, то - свято". Мысли о хладнокровном убийстве я и вовсе отодвинул на задний план.
Т-а-а-а-к... кроме денег ночью успел прихватить пару ножей, причем получше моих прежних - эти, думаю, даже уже можно назвать кинжалами. Вчера, из-за спешки пришлось все, без разбору, в сумку покидать, она нашлась у одного из бандитов. Из этой сумки я извлек пару метательных ножей, который тут же засунул по одному в каждый сапог, да серебряных ноготков десятка два, не густо, конечно, но на безрыбье и рак рыба. Вот и все трофеи, вроде больше ничего интересного у бандитов не было.
Рубаха на выпуск, ножи за пояс, рожу потупее, волосы взлохматить. Все, теперь можно идти погулять на улицу. Надо научиться пользоваться оружием и защищать себя не только ночью, но и днем. Начать надо бы с самого простого, например, уметь метать ножи, это было бы совсем не дурственно, тем более что, как мне видится, сверх сложного в этом ничего нет, нужна только сноровка и практика. Многие здешние личности с оружием чуть ли не родились, так что днем единственный шанс с ними справится - неожиданный и точный бросок заточенной стали.
Все-таки не такое простое это занятие - бросать ножи. Нет, бросать-то легко, а вот, чтоб нож попал в цель, да еще и воткнулся, это уже дело тренировок. Я уже два часа тренировался в парке и разобрался в нескольких тонкостях. Метров с двух, например, уже попадал практически всегда. Тут надо было бросать за ручку со всей силы, и воткнуть не только метательный нож, но даже самый обычный не составит проблем. А вот с большего расстояния получалось у меня еще неважно. В дереве нож оказывался лишь при слабых бросках. При сильных же: он либо не втыкался, либо, и вовсе, летел мимо. Как говорил дедушка Ленин: "Учиться, учиться и учиться". Все приходит с опытом.
После пары часов тренировки у меня, наконец, получилось воткнуть два ножа подряд, и я уже собрался идти их вынимать, как услышал:
– Посмотрите-ка, ребят. Что это у нас здесь?
Я обернулся: говорил парень лет двадцати пяти в разряженной одежде, в окружении трех человек в доспехах и при оружии - господин местного пошиба, едрить его в дышло. Судя по охране и одежде не из последних. Телохранители хоть не из братства меча (те, я слышал, все поверх доспеха хитоны с перекрещенными мечами носят) однако и не просто бугаи какие - возможно бывшие стражники или солдаты.
– У нас тут смерд решил в бойцы податься, - заржал разряженный, - наверно оголодал совсем от своих трудов смердных, ноготков подзаработать решил.
– А я думаю, господин, что это он так кротов хочет извести. Высунется крот из норки, а он кидь в него ножичком.
– Смотрите, сейчас натренируется и вам, охламоны, конкуренцию составит, а потом, может, за него ноготков платить будут больше чем за мастера из братства меча. Вот повыгоняю вас скоро, а его возьму. Он же, наверно, один пятерых стоит. Пойдешь ко мне на службу, смерд?
Он смотрел на меня с ехидной усмешкой. Смотрел свысока, как на блоху. Как будто я ему что-то должен, как будто я никто. По нему было видно: он привык, когда перед ним лебезят и господинкают. А мне все это уже осточертело, мне надоело пресмыкаться. Я всю жизнь пресмыкался: перед преподавателями, перед милиционерами, перед гаишниками. Любой, кто чувствует власть, может тебе нахамить или тебя оскорбить, а ты должен перед ним расшаркиваться, иначе не получишь справку какую-нибудь или там зачет, или мент тебя загребет, не потому что ты виноват, а потому что он может это сделать - у него на это власть есть. И ведь все, кто каплю власти получит, все пытаются ее показать, все ее демонстрируют. Надоело. В своем мире я не мог набить рожу ни менту, ни гаишнику, ни даже билетерше в метро. Сделать это - испортить всю жизнь приводом, а то и тюрьмой. Тут же не было ни милиции, ни судов, но и жизнь потерять не хотелось, поэтому тон мой был нейтральный.