Прислуга в гостинице духов
Шрифт:
— Ты сама просила рассказать.
— Спасибо, — все, на что хватило меня.
— За что? — его левая бровь выразительно приподнялась.
— За то, что поделился, — просто ответила я и, немного подумав, невесело добавила: — Знаешь, я может и не умею говорить красивые слова, да и кажусь поверхностной веселой девочкой, но… я правда сожалею. Хотя и не способна до конца осознать все, что тебе пришлось пережить. Ты сильный человек… по-настоящему сильный. Не только физически, морально.
Мне хотелось сказать что-нибудь еще, но я не соврала: говорить красивые и правильные слова никогда как
Когда я вернулась к рисованию, погода заметно испортилась. Солнце скрылось за пеленой пока еще слегка сероватых облаков, но ветер уже приобрел запах скорого дождя. И все же сидеть прямо на траве, держать в руках карандаш и пытаться передать выражение лица расположившегося напротив меня человека, было… снова не хватало слов, чтобы описать эти чувства даже самой себе. Волнительно, приятно, доверительно — только малая их часть. Где-то внутри я все еще поверить не могла, что это действительно происходит. Так и казалось, что после очередного штриха я вдруг проснусь, и вся эта сцена исчезнет.
Никогда не думала, что могу испытывать такую гамму чувств всего из-за одного мужчины!
Наверное, прошло около четверти часа, прежде чем я вновь с головой погрузилась в работу. Отсутствие академического образования давало о себе знать, и дело шло не так гладко, как мне бы хотелось. Раньше я самостоятельно пыталась изучать книги по рисунку, читала разные статьи о построении и анатомии лица, но практики все-таки не хватало.
И все же некоторая схожесть постепенно стала появляться. Она была заметна лишь намеком, а мне хотелось добиться ее целиком. Передать ускользающее выражение глаз, ухватить суть, облачив ее в узнаваемые черты…
Чиркал карандаш, появлялись новые пятна и линии, и чем больше их становилось, тем сильнее уплотнялся туман в моей голове. Рука двигалась почти неконтролируемо, а я все гналась за образом, который так сильно хотела ухватить. Казалось, осталось совсем немного, я вот-вот его настигну, но что-то словно мешало, и противное чувство, когда не можешь что-то вспомнить, становилось еще острее.
Это было так странно — понимать, что перед тобой сидит человек, которого ты одновременно и знаешь, и которого не можешь вспомнить. Словно вы с ним встречались в какой-то прошлой жизни, а сейчас переродились и не можете друг друга узнать…
В себя я пришла от стука первых капель. Дождь начинался медленно, но по всем признакам обещал перерасти в настоящий ливень. Герман заметил это вместе со мной и, поднявшись, помог мне сложить в рюкзак разбросанные вокруг карандаши.
Только в этот момент заметила, что, не глядя, использовала их почти все…
На рисунок он тоже порывался посмотреть, но этого я не позволила, быстро засунув свое неоконченное творение в папку. Даже сама не взглянула, решив, что посмотрю на «творение» свежим взглядом во время следующего сеанса. Ну а в том, что этот сеанс состоится, я не испытывала почти никаких сомнений.
Я ожидала, что мы вернемся
Мимо кафешки, куда мы вошли, я проходила неоднократно и не раз хотела войти внутрь. Вот случай и представился.
— Прости, что не ресторан, — в голосе Германа, открывшего передо мной дверь, слышался сарказм.
— Ах, какая досада, — пропела я, оценивая местный интерьер.
Внутри кафе оказалось уютным и милым, выдержанным в темно-синих и зеленых тонах, контрастирующих с развешенными на стенах гирляндами светящихся лампочек. Строго говоря, это заведение было скорее кофейней, о чем свидетельствовала вывеска с уймой наименований кофе, а также обилие на витрине сладостей.
Как раз когда мы вошли внутрь, за нашими спинами обрушилась ливневая стена, чей шум перекричал звучащую в кофейне музыку.
Заказав кофе, мы присели за рассчитанный на двоих и стоящий у окна столик.
В который по счету раз я не знала, о чем заговорить. Понятия не имею, что вдруг на меня нашло, но пока нам не принесли кофе, не проронила ни слова!
От Германа это не укрылось:
— Я начинаю думать, что в тебя вселился дух молчания.
— А такой существует? — моментально отреагировала я, вернув дар речи.
— По крайней мере, мне не встречался, — усмехнувшись, он придвинул к себе чашку. — Но кто знает, какие духи затеряны во множестве миров?
А капучино в этой кофейне оказался просто отменным. Еще и красивый арт сердечком из пены мне нарисовали. Портить такую красоту было жалко, но я сделала щедрый глоток и тут же зажмурилась от удовольствия. Испортившаяся погода скорее походила на осеннюю, чем на летнюю, так что горячий напиток был как раз кстати.
Да что там, я бы на тот момент и от горячительного не отказалась…
— Свидание значит, — вернув себе бразды правления ситуацией, я исподлобья покосилась на Германа. — И что это на вас нашло, господин безликоборец?
— Наваждение одной рыжеволосой ведьмы, — вкрадчиво проговорил он, неотрывно глядя мне в глаза.
— Ой, смотрите, господин безликоборец, — я прищелкнула языком и ответила ему в тон: — Скоро начну думать, что в вас вселился дух желания. Или под рыжеволосой ведьмой вы понимаете госпожу Санли?
Пожалуй, смех Германа можно было считать самым неожиданным из всего сегодняшнего дня. Он рассмеялся так естественно и искренне, что совсем перестал походить на того, кого я знала. А смех у него оказался красивым… очень, чтоб его!
Как-то совершенно незаметно мы заговорили о совершенно обычных и в то же время важных вещах. О забавных случаях из жизни, о детских увлечениях и мечтах, в которых не было ни безликих, ни каких-либо духов вообще. Оказалось, что Герман терпеть не может зеленый чай и заставляет себя пить мятный через силу. А я поделилась своей любовью к карамели и клубничным жвачкам. Все это было настолько же странным, насколько восхитительно естественным. Словно мы знакомились только сейчас, в этой кофейне — два абсолютно обычных человека из нормального, лишенного мистики мира.