Присвоенная
Шрифт:
С каждым днем мне становилось все тяжелее жить дома. Да и было ли это место моим домом? Дом — это что-то теплое, светлое, полное любви. Нет, это не был мой дом. Как и эти люди не были моей семьей.
Мне невыносимо было находиться рядом с ними, и я искала любой повод, чтобы сбежать. Я цеплялась за любую компанию, шатавшуюся за полночь. Если не находилось такой, то бродила по городу до утра сама.
Странно, почему не нашлось на мою непутевую голову приключений, ставших бы последними. Я, нетрезвая, часто бывала одна ночью в совершенно
Подобный образ жизни не мог пройти бесследно. Я стала значительно хуже учиться. С моими новыми «друзьями» попробовала крепкий алкоголь, стала покуривать, и не только обычные сигареты. В семнадцать лет впервые познала близость — не вполне трезвая и не совсем по своему желанию. Это было паршиво! Но даже после этого, вытирая бесполезные слезы, даже тогда я знала, что в моей жизни есть кое-что еще более скверное.
Дома, конечно, пытались меня образумить. Но что они могли сделать? Накричать? К крику и изоляции я привыкла. Выгнать меня из дома? Я там и так уже почти не жила. Избить? С болью у меня были такие давние отношения, что им бы, пожалуй, пришлось меня убить, чтобы произвести впечатление. Наверное, единственное, что могло бы меня по-настоящему испугать, это если бы Кристоф стал приходит три раза в году вместо двух.
И все это время чувство того, что за мной постоянно наблюдают, не оставляло меня. Более того, это ощущение крепло, превращаясь в назойливый зуд в затылке. Вскоре у меня появилась возможность в этом убедиться.
** ** **
Наступил момент, которого так ждет каждый на пороге взрослой жизни — выпускной. Мне так хотелось верить, что я уподоблюсь моим друзьям — обычным людям, и почувствую счастье в этот день.
Валера, парень, с которым я только начала встречаться, жаждал провести ночь после выпускного вместе со мной. И я была не против. Мне было до боли необходимо, чтобы рядом был человек, которому я, если не дорога, …то хотя бы небезразлична.
Я весь вечер ждала, что появятся мои родные. Хоть на минуту, хоть одна улыбка — на это у меня сегодня было право. Разглядывая обширный зал нашего роскошного лицея, я не понимала — или же, наоборот, понимала слишком хорошо — почему мне так горько.
— Ждешь сегодняшнего вечера? — жарко прошептал мне на ухо Валера и притянул к себе поближе. Он говорил еще что-то, посмеиваясь, но я не обращала на это внимания, а продолжала прочесывать взглядом толпу нарядных выпускников, их гордых и довольных родителей и гостей в поисках хотя бы одного знакомого лица.
И я нашла то, что искала.
В дальнем углу, скрытый от посторонних взглядов, стоял Кристоф и невозмутимо смотрел на меня. Страх разлился под кожей. Неожиданно все цвета стали режуще-яркими, звуки оглушающе-громкими, будто кто-то переключил весь мир на другую волну. И в этот момент я ясно услышала пошлости, что шептал мне на ухо самоуверенный ухажер. Кристоф криво ухмыльнулся, не оставляя сомнений — он слышал все. Стыд обжег меня, и я вывернулась из-под руки Валеры.
— Эй,
— Ничего, — пробормотала я. — Голова болит.
— О, я знаю чудесное средство от головной боли, — произнес парень, принимая все за игру.
— Я тоже знаю — поспать хорошенько, и желательно, в одиночестве, — бросила я раздраженно.
Валера хмыкнул, это средство точно пришлось ему не по вкусу.
Отвернувшись, я набрала номер матери и спросила, где она. Сонный голос стал объяснять, что у Наташи сегодня праздник — мужа повысили, и они всей семьей празднуют. Очередная ложь.
— А я кто, не семья? Кто я, мама? — мне ответили равнодушные гудки. — Ты даже не заметишь моего исчезновения…
Забыв про сумочку и не обращая внимания на косые взгляды, я метнулась на улицу. Было тепло, как и должно быть в конце мая. Но меня била крупная дрожь, мое легкое шелковое платье тряслось вместе со мной. Каблуки нервно стучали по дороге.
— Стой! — услышала я голос. Это был Валера. — Диана, погоди!
Он подошел ближе, протягивая мою сумку, и в его взгляде явно читалось — все ли в порядке у нее с головой?.. А было ли с моей головой все в порядке? Думаю, что нет… Мои эмоции раскачивались, как огромные неудержимые качели, и мне стоило неимоверных усилий уклоняться от них, чтоб не оказаться сбитой с ног…
Вдруг мне захотелось поцелуя. Настоящего, такого, чтобы забыть обо всем на свете и жить лишь в этом бесконечном моменте огня… Жить… Несколько шагов, и вот уже наши губы слились. Но, увы, этот поцелуй был так же далек от желаемого, как и вся моя покалеченная жизнь… Я некстати подумала, что со стороны это, наверное, сморится так романтично — высокий парень в костюме и рядом девушка в нежно-розовом платье. И погружаясь в сумерки, они целуются, забывая обо всем…
Неужели все вокруг не так, как выглядит?
Я захотела освободиться, но Валера лишь сильнее обнял меня за талию.
— Я сказала, нет! — сильно оттолкнув его, я бросилась бежать. Сначала он пробовал меня догнать, но ему быстро надоело. И он постарался отомстить за «испорченный» вечер, как мог:
— Все равно ты подстилка! Шлюха, вот ты кто!
Горькие слова стегнули хлыстом. Я запрыгнула в машину и повернула ключ зажигания раньше, чем поняла, что делаю. Мне нужно было выбраться, вырваться из всего этого… А близлежащий лес — наше любимое место для пикников — так манил обещанием тишины…
Прошел лишь месяц, как мне исполнилось восемнадцать, и за рулем я чувствовала себя еще очень неуверенно. Но сегодня это не имело значения — здания, люди, деревья неслись мне в лицо на огромной скорости…
Я должна была бы разбиться, но… стоило ли радоваться, что уцелела?
Смеркалось. Безразлично бросив машину у леса, я шла вглубь сквозь кустарник, спотыкаясь о корни, зацепляясь волосами и платьем за колючие ветки… Наконец, добравшись до места, где мы часто бывали с друзьями, вдали от любопытных глаз, я дала волю слезам.